– Ты серьезно решила убить Хэри? Скажи мне, что это не так. Но тогда зачем тебе в Сноубол? Когда Ча Соль узнает о том, что ты вернулась, тебя она точно убьет. Для нее это вообще не проблема. Для таких, как она, чужая жизнь не представляет ценности.
Чтобы немного утихомирить разбушевавшуюся Ча Хян, я говорю очень спокойно:
– Я все обдумала.
Сейчас моя жизнь может пойти по одному из двух сценариев.
Вот один из них. Я продолжаю жить с Ча Хян и развлекать ее карточными играми. Возможно, однажды она решит, что мне можно доверять, и согласится снять с меня кандалы. Но, даже получив свободу передвижения, свободней я не стану. Те, кто никогда не был режиссером, не имеет права находиться в поселении для отставных режиссеров. Следовательно, мне нельзя попадаться на глаза другим жителям. Я все равно что беглянка, и на местной электростанции меня не возьмут выполнять даже самую постылую работу.
Возможно, как и говорила Ча Хян, Ча Соль не понравится, как справляется со своей ролью Пэ Сэрин, и она вернет меня в Сноубол. Тогда мне придется снова плясать под ее дудку, скрывая от всех правду о смерти Хэри.
Но что, если Ча Соль останется довольной Пэ Сэрин? Мне придется до конца жизни от всех скрываться. Я больше никогда не увижу свою семью и до самой смерти не услышу их голосов. А если не можешь жить нормальной жизнью, в окружении тех, кого любишь, такое существование несильно отличается от смерти. Получается, я собираюсь вернуться в Сноубол и убить Хэри не из желания пожертвовать собой ради мести, а потому, что хочу вернуть к жизни Чобам.
– Я не смогу сидеть сложа руки в ожидании собственной смерти. Я свой характер унаследовала от отца, а он бы ни за что не стал сдаваться.
Ча Хян бессильно роняет голову.
– Прости меня. – Она долго напряженно вслушивалась в мои рассуждения и теперь с трудом разжимает склеившиеся губы. – Должно быть, я слишком перестаралась, пытаясь уберечь тебя. И вот результат: теперь тебе кажется, будто тебя погребли здесь заживо. Я все понимаю…
Я качаю головой:
– В моем поселении живет одна девушка, бывшая актриса. Когда-то она была очень знаменитой. Ее зовут Чо Мирю, ты наверняка о ней слышала.
Отец Ча Хян был режиссером сериала, где Чо Мирю играла главную роль, так что я не сомневалась, что это имя ей известно, но Ча Хян глядит на меня с удивлением.
– Если бы ты знала, каково ей живется у нас в поселении, ты бы меня сразу поняла. Для всех окружающих она все равно что привидение или страшная зараза. Никто с ней не общается, а если вынуждены заговорить, то обращаются с ней как с ничтожеством. Влача жалкое существование, она даже собственное имя забыла. Ведь никто не зовет ее по имени. Как-то с ней произошел несчастный случай, и я даже не знаю, стал ли доктор ее лечить.
Ча Хян, которая все это время старалась ко мне даже не приближаться, вдруг хватает меня за руку.
– Несчастный случай?! Что произошло? – спрашивает она встревоженным голосом.
– Что? Неужели эта девушка – та самая твоя подруга, которая вернулась домой, когда ее сериал закончился?
– Отвечай, что с ней случилось? Она сильно ранена?
С трудом успокоив Ча Хян, я рассказываю ей обо всем, что видела в тот день. О том, как нашла ее на улице без сознания, всю в крови, о том, как везла на электростанцию, о встрече с Купером Рафалли и о том, как Ча Соль сделала мне то проклятое предложение. И наконец о том, как в последний раз зашла повидать Чо Мирю в больнице.
– Вот тварь! – Резко вскочив с места, Ча Хян задевает коленями столик, он подскакивает и грохается всеми ножками об пол. – Да это Ча Соль ее сбила!
– Мне тоже так пока…
– Тварь! Психопатка! Чокнутая убийца!
Еще пару минут я сижу и с округлившимися глазами выслушиваю поток отборной ругани. Мне уже ясно и без лишних вопросов, что именно Чо Мирю была самой близкой подругой Ча Хян. Я пересказываю слова доктора и убеждаю ее, что Чо Мирю, скорее всего, уже поправилась, но умалчиваю о том, как ее рвало и в каком ужасе она пребывала, услышав про черный лимузин.
Упав в кресло, Ча Хян плачет навзрыд. Такое ощущение, что вместе со слезами она хочет выплеснуть печаль, которая всю жизнь копилась в ее душе. Рыдания прерываются проклятиями и пинками по невидимому врагу.
– «Привидение»! «Зараза»! Да как можно вытерпеть такое? – причитает она, уткнувшись головой в колени.
Я привязана наручником и не могу подойти и похлопать ее по плечу, не могу и принести ей бутылочку ее любимого алкоголя. Поэтому, вытянув как можно дальше свободную руку, я толкаю к ней стоящую на столе коробку салфеток.
– Вот салфетки…
Я едва дотягиваюсь до коробки кончиками пальцев, поэтому стараюсь толкнуть посильней. В результате коробка летит через весь стол и ударяет Ча Хян прямо в макушку.
– Ча Квибан, старый ублю…
Ее проклятия в адрес родного отца, режиссера сериала, где снималась Чо Мирю, резко обрываются.
– Ой, прости. Хотела тебе подать салфетку вытереть слезы. Пожалуйста, продолжай.
Ча Хян вдруг перестает плакать и пристально смотрит на меня.