Снежный шар

– Почему?

– Знаешь, чего хотят эти люди?

Он ничего не отвечает, а я, тяжело вздохнув, говорю:

– Они хотят, как и впредь, наблюдать за нашей жизнью по телевизору. Они хотят знать все о нашем прошлом, знать о наших взаимоотношениях, о том, как изменилась наша жизнь теперь, и так далее.

Он соглашается со мной, мягко кивая в ответ:

– Однако есть и недовольные тем, как много вам было оказано внимания. Люди недоумевают, почему вы, не являясь актерами Сноубола, все еще продолжаете здесь находиться, на каком основании семья Ли Бон предоставляет вам жилье. Эти и подобные им претензии уже давно вызывают у нас беспокойство.

Остановившись, он поворачивается ко мне и достает из заднего кармана брюк несколько конвертов.

– Вот наглядное доказательство моих слов. И это лишь малая часть.

Я вынимаю из желтых конвертов листы и читаю. К моему удивлению, одно из писем прислала машинистка поезда с линии E. Она признавалась, что это в ее поезде мы ехали в Сноубол с целью совершить террористический акт. Ей пришлось провести вместе с нами целую неделю, и она заметила, что мы беспокоились исключительно о своем внешнем виде, не забывая ежеминутно поправлять макияж. Никого из нас не волновали печальные обстоятельства нашего появления на свет, и, более того, все наши разговоры сводились исключительно к материальной компенсации, которую мы так жаждали получить.

– Хм…

Выходит, машинистка, которая всю дорогу уделяла нам так много внимания, занималась тем, что подслушивала наши разговоры.

Указывая на письмо, которое я держу в руке, Ли Бонхве произносит:

– Похоже, эта девушка разъезжает на своем поезде от станции к станции и с каждым встречным спешит поделиться своим нелестным мнением о вас. Мы получили письма с подобными заявлениями из самых разных поселений.

Ли Бонхве рассказывает мне об обвинениях, которые люди выдвигают в наш адрес: все, чего мы хотим, – это деньги, а наши помыслы далеко не так чисты, как кажется. Нельзя, чтобы члены семьи Ли Бон позволили нам так просто улизнуть.

Я вздыхаю еще глубже. Безусловно, у нас тоже есть глаза и уши, и мы не можем не замечать, что происходит вокруг. Мы сами постоянно видим пикеты у здания суда. На плакатах много чего можно прочесть: «Двойники Ко Хэри нарушают законы Сноубола!», «Они должны быть преданы суду за незаконное пересечение границы и силовой захват телестудии!», «Ча Хян использует несовершеннолетних в своих целях! Требуем расследования!».

Собравшись с мыслями, я открываю рот.

– Именно поэтому мы хотели бы ответить на письма.

– Ответить?

– Нам нужна возможность выступить на телевидении, чтобы люди нас выслушали. Чтобы у них не осталось причин осуждать нас, опираясь на слухи или чьи-либо догадки.

– Я думал, вы хотите побыстрее уехать отсюда.

– Да, сначала мы хотели этого.

Мама прислала мне письмо, в котором написала, что в тот день смотрела наше выступление в прямом эфире вместе с бабушкой. Когда я появилась на экране вся в крови, бабушка ткнула пальцем прямо в мое изображение и спросила, что за напасть случилась с ее деткой. Некоторые строчки хранили следы высохших маминых слез. А в последнем предложении она говорила, что любит меня и очень скучает.

Прочитав письмо, я решила, что хочу вернуться домой как можно скорее.

– Но если мы уедем, оставив все как есть, то одни люди будут относиться к нам с жалостью, как к невинным жертвам, другие – наоборот, как к коварным мошенницам, которых обуяла жажда наживы. Мы же хотим остаться здесь до тех пор, пока суд не завершится, и сделать все, что от нас зависит, чтобы исправить ситуацию.

– То есть вы хотите рассказать людям еще больше о себе и о своем прошлом? – переспрашивает Ли Бонхве.

Глядя ему в глаза, я отвечаю:

– Верно. Я уже все обдумала. И рассчитываю, что ты поможешь мне пригласить в Сноубол людей, которые хорошо нас знают и могли бы рассказать о нас. Скажем, по три гостя для каждой из нас…

Он делает вид, что восхищен моей дерзостью.

– Пригласить сюда гостей из внешнего мира? Далеко же идут твои планы. Кто тебе сказал, что такое вообще возможно?

– Ты что же, ничего не слышал о нашем плане? – спрашиваю я с ехидной усмешкой. – Я думала, телохранители давно пересказали тебе его в общих чертах!

Я скрещиваю руки на груди, а Бонхве, слегка смутившись, решает увести разговор в сторону:

– Запланировать съемки передачи с вашим участием невозможно, ведь вы не актеры.

– Ну, если внести ряд дополнений и сделать передачу не такой, как обычные сериалы, то, наверное, это не составит большой проблемы.

– Не понимаю, о чем ты, – произносит Ли Бонхве, а я стою перед ним, уверенная в успехе, точно настоящий режиссер.

– Пусть это будет программа, которую смогут смотреть не только люди во внешнем мире, но и жители Сноубола.

Если я этого добьюсь, то разом отвечу и на все полученные письма, и скажу слово в свою защиту перед людьми, устраивающими пикеты перед зданием суда. Помолчав немного, я продолжаю:

– Позвольте нам самим выбрать, кого пригласить из внешнего мира на съемки передачи. Пусть режиссером будет Ча Хян, а вы подготовите расписание трансляций.