Снимая маску

Однако уже дома я понял, насколько шоу было не доработано на самом деле. Мы с Кэмероном постоянно переносили объявление даты премьеры, но в начале февраля владельцы театра уже больше не могли ждать. Всего за два дня до нашего официального пресс-релиза Тревор сбросил бомбу, которая по всем признакам решила исход битвы. Он написал мне четырехстраничное письмо мелким почерком (что было еще коротко для него) и даже не поставил в копию Кэмерона. Оно заканчивалось следующим образом:

Думаю, мы столкнулись с неизбежной реальностью. Нам нужно найти профессионального сценариста с достаточным количеством времени, чтобы добиться нормального результата. Я несколько раз говорил, что чувствую себя самозванцем, занимаясь сценарием, и, так как время стремительно заканчивается, предельно ясно, как сказал бы мистер Элиот, что нам нужно найти кого-то, кто справится с этой задачей вместо меня… Я думаю, настало время предпринять активные действия.

Меня как обухом по голове ударили. Мы с Кэмероном начали переживать о том, что у нас нет нормального сценария, еще за несколько недель до Рождества. Но, хоть мы и беспокоились, мы думали, что Тревор работает в этом направлении. Я только что подписал с театром гарантийное письмо на двести тысяч фунтов. И вот, всего за несколько дней до начала репетиций Тревор заявляет, что нам нужно найти первоклассного сценариста «с остроумием, которого ему не хватает», чтобы справиться с произведением Т. С. Элиота и в ближайшее время послать сценарий на одобрение Валери. Кого, черт подери, мы могли найти в такие сжатые сроки? Мы с Брайаном Бролли вновь со всей серьезностью обсудили возможность отмены шоу. Мне пришлось бы оплатить большую часть расходов, но мы так хотя бы могли избавиться от гарантийного письма, и мой дом оказался бы в безопасности.

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, МЫ ПРОДВИГАЛИСЬ ВПЕРЕД. Нашим пиар-менеджером был известный своей лаконичностью Питер Томпсон. Он утверждал, что, если бы ему не понравилось шоу, он бы стоял во время премьеры в фойе театра и говорил бы проходящим мимо критикам, что это «барахло». В общем, он анонсировал, что предварительные показы начнутся в среду, 23 апреля (как водится, он ошибся с датой – среда в тот год выпала на 22 число), а премьера состоится в четверг, 30 апреля. Продажа билетов началась 16 февраля, цены варьировались от 3,75 фунтов до 9,5. Теперь наше шоу называлось просто «Кошки».

Новое название родилось на нашей встрече, посвященной афишам. Кэмерон привлек к работе новое театральное рекламное агентство Dewynters. Его владельцем был «сумасшедший мажор» Роберт де Уинтер, высокий элегантный мужчина, который неизменно ходил с сигаретой в зубах и тратил каждую минуту своей жизни, чтобы соответствовать персонажу, которого для себя же и придумал. Его ключевым сотрудником был Энтони Пай-Джерри, хорошо знакомый мне по стигвудовскому периоду жизни.

Дизайнером был Русс Эглин, который должен был придумать запоминающиеся логотипы, до сих пор неизменно ассоциируется с большими британскими мюзиклами 1989-х годов. Нашей творческой команде представили целый ворох вариантов. Однако у каждого из нас было свое представление о том, как должен выглядеть кот на афише. После месяца молчания с Энтони было достаточно, и он попросил неделю, чтобы придумать совершенно новый вариант. Затем нас всех собрали в кабинете Кэмерона над «Форчн-театром», и мы впервые увидели плакат, который произвел революцию в театральной рекламе.

На совершенно черном фоне были нарисованы два желтых кошачьих глаза, в качестве зрачков которых были силуэты танцоров. Внизу была простая надпись: «Популярная наука о кошках». И никаких актеров, режиссеров, авторов, ничего, кроме названия театра мелким шрифтом в самом низу. Все были потрясены.

Но все же что-то казалось лишним. Название перетягивало внимание с изображения. После того, как мы и так и сяк переставляли его, Тревор предложил убрать «популярную науку». Русс полминуты смотрел на результат, а потом переместил слово «кошки» туда, где по идее должен был располагаться рот кота.

Игра закончилась. У нас появилось название и афиша шоу. Через несколько месяцев это изображение украсило вторую в мире по продажам футболку, которая не могла конкурировать только с мерчем Hard Rock Cafe.