Снохождение (СИ)

Затем Миланэ начало сниться, что она в Айнансгарде; она себя никак не сознавала, полностью доверяясь иллюзиям сна, как обычно бывает у всех живых душ, что могут видеть цветные да чёрно-белые сны; гладкие, туманные и всегда ирреальные, они знакомы каждому. В них не веришь до конца ни в собственную жизнь, ни в смерть. Сон — он сон и есть.

В этом иллюзорном Айнансгарде призрачная Миланэ смутно, бродя по неким коридорам-закоулкам, искала некоего художника, который мог бы написать её портрет. Но вместо попадались компании молодых сестёр, что смеялись от её расспросов и почему-то не воспринимали всерьёз; одна из них сказала, что атласы красоты теперь воспрещены цензурой, и её изгонят из сестринства за такие интересы. Но Миланэ-сновидной было всё равно — она продолжила поиски, пока не наткнулась на огромный столб прямо посреди главного зала церемоний; столб выглядел толстым, напоминал потрескавшееся дерево, уходившее ввысь, пробиваясь сквозь стремительный шпиль стаамса Айнансгарда, а ведь это — одно из самых высоких зданий Империи, так что столб оказался очень высоким, верно, до самого неба.

Но всё это неважно, стоит себе столб-дерево, ну и пусть стоит; главное, на нём был дурно оформленный указатель, точь-в-точь как вывеска «Большого Дерба» в Марне. На нём-то писано: «Художники, искусники и все-все-все». И стрелка. Туда и последовала дочь Андарии, чего уж там, ей художник-то и нужен. Вошла в некую дверь, маленькую такую, смешную, и сразу очутилась на солнечном прибережье у озерца, ярко сверкающего волнами. Солнце повсюду дарило свет, все вещи мира отбрасывали странные, тёмные-тёмные тени. Не задумываясь о странностях, причинах и следствиях, Миланэ пошла к озерцу; вдруг её сновидное «Я» осознало, что вокруг большая-большая толпа, все куда-то спешат-снуют, а у озера художники, артисты, музыканты, писатели, поэты и прочие творческие души сидят с удочками да ловят нечто, верно, рыбу, а возможно что другое. «Где-то тут и мой художник», — подумала Миланэ-сновидная.

Да, есть так, вот он, как все.

— Ты гляди, чего я изловил. Гляди! — без приветствия набросился он на неё, безумно-весёлый, и тряс перед нею рыбой, но не обычной, а золотой.

— Зачем это?.. Пусти её, и так не съешь.

— Не съем. Растрясу! — засмеялся и начал потрясать рыбой в руке, головой вниз; из её рта посыпались империалы (медью, серебром, золотом), монеты варваров и западных протекторатов, золотые перстни, драгоценные камни (даже хризолит, каковой есть во серьгах Миланэ) и прочее добро мира. Вытряхнув из неё ценности, он начал лихорадочно собирать их с земли; Миланэ и себе взяла монетку, так, не корысти ради, а чтобы разглядеть. Но та исплавилась от жара её ладоней, что знают огонь игнимары, а потом осыпалась песком меж пальцев.

«Деньги иссыпаются в тлен», — подумала Миланэ. — «Но правят миром, а потому не могут рассыпаться в ничто — так не бывает; потому что ничто не может править миром. Значит… я сплю, я во сне».

И тут весь мир превратился в песок, рухнув напрочь, а Миланэ очутилась в безмерном одиночестве сияющей тьмы; хорошо и верно осознав себя, она поняла, что начала сновидеть, и уже из опыта знала, что будет дальше: она чуть побудет среди тьмы, а далее сновидный мир иллюзий снова соберётся в причудливой картине, где можно и немного побродить безо всякого толку или же, если сильно вознамериться, можно встретить Ваала в том образе, в котором он тебе является. Для Миланэ, например, он всегда был шаром или столбом бело-жёлтого света на какой-либо возвышенности. К нему можно подойти, услышать тихий, но проникающий сквозь всю душу гул, даже дотронуться, и тогда охватит очень странное чувство, для которого почти нет слов. Как однажды сказала Айнэсваала: «Это истинный триумф: ощущаешься очень сильной и настоящей, причастной к невероятно величественному». Миланэ же укладывала это в слова так: «Словно воплощаешь собою всех Сунгов мира».

Но Миланэ осозналась очень хорошо; она понимала, что её тело лежит в одной из комнат Аумлана, что за окном — дождь; вспомнила разговор с другом Тая и свою обиду-сожаление; и она вспомнила о Малиэль и тех словах, что сложены в «Снохождении».

…ты броди по миру сновидных иллюзий, не питая страхов, и однажды придут к тебе миры снохождения. Сновидные тени будут исходить в прах под твоими руками и взглядом, ты нигде истинного видеть не будешь. Тогда-то и падёт душа в тёмную пустоту меж мирами, не зная, куда ей деваться…

И в этой тьме Миланэ, вспомнив об этом, вдруг ощутила, что она, она сама — пугающе реальна посреди бесконечной пустоты.

«Хорошо, пусть», — до странности чётко и ясно размышляла Миланэ-душа. — «Есть миры сновидных иллюзий, что суть плоды моих фантазмов, это знаю. Знакома мне и эта сияющая тьма вокруг, в которой я задержалась. Всё так, да ничего нового. Но миры снохождения, что есть вне меня — как они? где они? что они?».