СНТ

Ангары тянулись перед нами – из мощных блоков, уродливые и приземистые, ровно двадцать штук. Дороги между ними поросли травой, и мы повели велосипеды, взяв за рули, чтобы на скорости не напороться на какую-нибудь арматурину, вылезшую из растрескавшегося бетона. Жара почти не чувствовалась, дул сильный, оглушающий ветер, который гнал по небу рваные ослепительно-белые облака. Значит, скоро погода переменится, снова пойдут дожди, и Лёньку увезут в город. Его увезут, а Марьяна уедет на сборы.

– Тут склады сделают, – размышлял я философски. – У станции сделали склады, называются «Пятнадцатый холодильник». Там мясо мороженое на весь город лежит.

От военных здесь остались только эти угрюмые длинные ангары и страшные фигуры на плацу. Фигуры были нарисованы на железных листах и изображали строевые приёмы – нарисованные люди потеряли часть краски, и солдаты на них напоминали зомби в рваной военной форме. Никого больше тут не было.

Прямо хоть бульдозер угоняй.

Ангары отличались друг от друга только цифрами, только один, центральный, был крупнее и имел на крыше несколько шаров – будто на нём, как на старом упавшем дереве, выросли грибы.

Мы оставили велосипеды и вошли внутрь – там пахло сыростью и тленом. Лежали пластиковые бутылки из-под пива – да и то не очень много. Не могу я представить деревенских, приезжающих за пять километров попить пивка. На стенах с прежних времён остались плакаты с непонятными расписаниями расчётов, цифрами и расписанием каких-то сверок. Мы заглянули в дверь с надписью «Машинный зал».

Машин там не было. Вернее, стояли какие-то железные шкафы с сорванными дверцами. Лёнька присвистнул:

– Ламповая техника! Лампы! Наверняка секретная радиостанция. Я так и думал – пункт связи, все дела.

Я ничего не ответил. Мой отец как-то собирал ламповый усилитель, и я знал, что любители электроники ценят старые лампы, только, наверное, не такие, как здесь. Да и тут многие были разбиты, цоколи покрылись трещинами, а провода – вырваны. Вывозить это – тяжёлый труд, и даже сборщики металлолома отступились от этого места. Сделано было на века, только никому это было теперь не нужно – отец говорил, что цивилизация так устроена, что знания передаются, как эстафетная палочка. Но – раз! – и люди идут по другому пути, а паровая машина ржавеет, пока её не разберут металлоломщики. Связь распадается, палочка сгнила, передавать её некому. И то, что было жутко дорогое, сборщикам не нужно, а нужно что-то простое, чтобы просто переплавить. Мы с отцом как-то пытались всучить им старый телевизор, но они и им побрезговали.

В главном ангаре, видимо, протекала крыша, потому что, несмотря на жару, на полу стояли лужи тухлой воды.

Я посматривал на Марьяну – как, не скучно ей? Ей, видимо, было нескучно. Потом она будет рассказывать своим легкоатлетам страсти про радиоактивную зону, по которой её водили два сталкера.

А пока мы нашли пульт с бесчисленными прямоугольными кнопками (половина вылетела, и поверхность была похожа на поле какой-то настольной игры с фишками).

Что сохранилось лучше всего, так это мозаика на стене, изображавшая человека в пиджаке, в окружении людей в белых халатах.

– Кто это? – недоумевая, произнесла Марьяна.

– Ленин, – уверенно ответил Лёнька.

– Никакой это не Ленин. Ленин был с бородкой.

– Ну тогда – Сталин.

– Сталин не ходил в пиджаке. – Я начал спорить, а сам подумал, что, может, и ходил – откуда во мне такая уверенность?

– Там, кажется, написано, – брезгливо заметила Марьяна, не рискуя лезть через развалины пульта. Туда полез Лёнька и сообщил, что какой-то академик. Фамилия была нерусская и ничего нам не говорила. Какаду, какадо, какао – половина букв ещё не видна. Похоже на название моего провайдера в городе.

– Академик тут умер, наверняка его здесь под стеной и похоронили. – Я вспомнил старую сказку о немце и продолжил в тон: – Он тут лежит, а на груди у него «Золотая Звезда» героя. Если мы его выкопаем, то можем её взять.

Лёнька тоже помнил байку про немца и немного обиделся. Он подобрал несколько мокрых книг с пола, видимо инструкций, и мы вышли.

Даже мне становилось скучно, и я предложил посмотреть, что там в ангарах.

– Мы пойдём первые. – Лёнька храбрился. – Там наверняка ракеты и радиация.

– Глупости. – Я почувствовал в своём голосе интонации отца. – Нет там радиации. И ракеты тебе никто так просто не оставит.

Но то, что оказалось в ангарах, нас удивило. Все они были наполнены магнитной плёнкой на огромных бобинах. Каждая стояла в своём шкафу-магнитофоне. Я видел это в старых фильмах – когда компьютеры назывались вычислительными машинами, так хранили информацию. Тут была целая библиотека этих бобин, и все они могли вращаться в своих гнёздах. В соседнем ангаре было то же самое, и в другом. Лёнька вытащил одну бобину, и ветер тут же размотал плёнку по бетону. Мы принялись дурачиться и швырять эти коричневые блины в воздух, как серпантин.

Ветер шевелил длинные полосы магнитной плёнки, они путались и шелестели.