«Оказался неверным, я знаю. Но верного и не существует вовсе — ведьма есть и нет одновременно, равно как и место, куда ты попал, равно как и Леко, равно как и всё, что ты видел и продолжаешь видеть перед собой. Если допустить, что чего-то попросту нет, ни одно утверждение относительно него не может оказаться правильным, ты так не считаешь?»
Злость, самую малость отошедшая, отпрянувшая, схлынувшая, легла на темя придавившей к прозрачной земле растерянностью.
«Леко лгал и не лгал, дитя мое. Тот Леко, что хранил тебе верность, искренне хотел помочь. Но, вероятно, он и сам не знал, что в словах его нет и не может быть истинной правды».
Валет вновь вскинул лицо, прямо и стыло вглядываясь в сине-черные разводы накатывающего волнами междузвездного пространства. В груди по-прежнему билось, нарывало, пыталось напомнить о себе единственно-важное и позабытое, но сколько он ни старался узнать и освободить его, вскрыв старый ржавый замок — ничего, абсолютно ничего не получалось.
— Что случилось бы, успей я попасть в эту воронку? В черную воронку… Я бы погиб?
«И да и нет, — неопределенно прошелестел Голос, отлетая куда-то влево и на перестающий иметь имя перевернутый восток. — Но об этом я расскажу тебе чуть позже…»
Валет, слишком уставший от грызущихся внутри бесплодных попыток, отрешенно кивнул, только…
Кое-что ни в какую не складывалось, кое-что, засев за перепонками сердца и висков, убивало его, оглушало, наполняло вкусом холодного лесистого тлена.
— Ответь мне… скажи мне… объясни! Объясни, почему я не попытался уйти сразу?.. Зачем отправился к ведьме?.. Я знаю, что там крылось нечто важное для меня, я знаю, что просто должен был что-то сделать, но никак не могу ничего об этом вспомнить, никак не могу понять… Разъясни мне хотя бы это, Отец!
Незримый дух возвратился, хвостом утекающего ручейного времени коснулся щеки вздрогнувшего юноши, на миг переполнив готовящуюся погаснуть душу прощальными крупицами весеннего света да медового тепла…
«Хорошо… Я поведаю тебе об этом, дитя. Я поведаю тебе об этом…»
Валет не успел понять, не успел заметить, как вновь очутился среди залитых звездным светом черноземных полей. Почва их всё так же дышала не ощущаемой им самим влажной прохладой, подснежники мерцали крохотными бубенчиками, небо синело выплеснутой из вселенской бочки вечностью.
Храня драгоценное знание о том, что вот-вот на грани видимости должна появиться хрупкая сгорбленная фигурка, при одной мысли о которой душа заходилась болезненным плачем, юноша тревожно озирался по сторонам, в нетерпении отсчитывая утекающие мгновения…
И вот, наконец, глаза отыскали их — тончайший сгусток слабо тлеющего света и высокий костяной силуэт, следующий за тем по пятам.
— Ближе… — сбивчиво попросил взволнованный синезракий юноша. — Позволь мне увидеть ближе!
Тень Отца, ответив немым согласием, покорно подтолкнула его в спину, позволяя обернуться коненогим полуночным ветром, летуче гарцующим над бренной землей.
Взвившись, освободившись, завыв семью голосами семи незнакомых братьев, Валет, подстегивая себя хлесткими ударами танцующего по следу хвоста, помчался к затерявшемуся в темноте светлячку, чувствуя, что от сближения этого боль становится всё острее, острее, острее…
Ржавый замок внутри трещал, скрипел, стонал под когтями и копытами; огненный дракон, извергая пламя, плавил железо, раздирал алмазными лапами сдающиеся стенки почти-почти поверженной деревянной коробки…
Сгусток-светлячок вдруг, словно бы запнувшись, споткнувшись, приостановился, приподнял к нему лицо, и ветер-Валет, взревев песней бьющегося в агонии змея, сумевшего перед смертью раскрыть подчинившийся сундук воспоминаний, узнал его.
Тай, милый-милый Тай!
Бесконечно родной, бесконечно важный единственный лучик, единственная отрада, всё это время поддерживающая в нём жизнь, смысл, цель… Цель выбраться, вырваться, увести прекрасного принца прочь от боли и бед, показать иное небо, иные краски! Знать, что он всегда будет рядом, что тлеющая душа не позабудет, не отпустит, сбережет…
— Тай… Тай!.. Тай!
Вот для чего он отправился в логово колдуньи, вот для чего принял правила её игры, вот для чего погиб на её столе, так и не освободив драгоценного соловья! Вот для чего поверил Леко, вот для чего продолжал вставать и так неумело, неуклюже, но отчаянно бороться…
— Верни меня! — беснуясь, вскричал юноша, ударяя ветряными крыльями с такой яростью, что серые тучи, доселе толпящиеся на ленте окоема, забеспокоились, налились густой смуглой угрозой. — Верни меня к этой проклятой ведьме! Я должен спасти Тая, должен вытащить его оттуда, защитить! Я не позволю ей погубить его! Верни меня туда, слышишь?!
Создатель, бесплотный Отцовский дух, остался нем. Будто исчезнув, испарившись, он не отвечал на мольбы и приказы юноши, не реагировал, не давал даже намека на то, что услышал, придал значение, остался витать где-нибудь здесь…
— Верни меня обратно! Я молю тебя, я тебя умоляю!