Сны Единорогов (СИ)

Мальчишка, хищно прищурившись, рыкнул; человечья память, стираемая гнетом забирающей всё больше места монструозной сущности, слишком быстро поддавалась и забывала. Химера, выросшая из чистого желания во что бы то ни стало спасти и защитить, не хотела носить отринутого имени, не хотела знать, кем душа, породившая её, когда-то являлась.

— Немедленно останови это! Усмири его! — вторя тем же рыком, рявкнул старик, взмахивая полотнищами пылающих крыл. — Среди вас двоих не он, а ты хозяин! Зверь никогда не примет тебя, если ты не одержишь над ним победу! Тогда и только тогда ты сможешь стать истинным демоном, а не той безмозглой тварью, что стоит передо мной сейчас!

Потерявший самое себя юнец, недовольно мотнув лохматой и рогатой башкой, по-животному оскалил клыки.

— За… мол… чи… ста… ри… каш… ка…! — провыл, картавя, он, нагибаясь, напрягаясь в грудах плечевых мышц, с лязгом и звоном впиваясь стальными когтями в распахивающийся трещинами пол. Хвост, вновь обернувшись хлыстом, принялся иступленной кошкой стегать вздувшиеся ноги и руки.

— Да посмотри ты на себя! — обреченно взвыл Красный. Слишком хорошо он начинал понимать, что ему не образумить поддавшегося монстру бесхребетного мальчишку. Никому, скорее всего, не образумить, кроме разве что… — Ты похож на бешеную собаку, бешеного медведя, от болезни ставшего еще глупее, чем есть! На какое угодно животное, но только не на того, кем должен быть!

Валет, выдохнув сноп густого черного дыма, замер, застыл, окаменело поджался…

И в ту же секунду выпущенной из кошмарного лука стрелой бросился на Красного, целясь в болтливую тень рядами обнаженных острых когтей. Крылья, отказывающиеся слушаться, сопротивлялись потокам бьющего в перепонку воздуха, напарывались на камни и сколы, наливались просачивающейся черной кровью…

Но и без них жаждущему расправы зверю хватило сил, чтобы в несколько прыжков добраться до той высоты, где тлела и танцевала тень ненавистного Дьявола. Когти, навылет пронзив и разломив стену, попытались впиться в издающее раздражающие звуки треклятое горло, разодрав то на лоскутные клочья…

— Не рассчитывай, будто так легко одолеешь меня, сопляк! — прогремело, улизнув и рассеявшись, из-за спины.

Зверь, выбешенно взревев, резко обернулся, едва не свернув самому себе шею, и, не мешкая, новым громоздким прыжком бросился на переметнувшуюся на другую стену верткую тень.

Вновь когти вспороли посыпавшийся камень, и вновь Красный, громыхая костьми черного за́мка, ушел от него, взирая с распаляющей смесью презрения, жалости и разочарования.

Не собираясь сдаваться, зверь продолжал и продолжал свои безуспешные попытки, неуклюжей здоровой пантерой гоняясь за хитрым сгустком несуществующего света, нарочно дразнящим его. Вскоре руки и ноги его принялись трястись под судорогой терновой усталости, изо рта потекли свистящие сиплые всхрипы, крылья, израненные о стены, болезненно ныли, не успевая заживлять старые раны, как на нежной перепонке уже появлялись десятки ран новых.

Движения зверя сделались намного более медленными, неповоротливыми, угловатыми; силы, берущиеся вовсе не из ниоткуда, не находящие шанса и времени восстановиться, стремительно уходили.

Замученный, без прежней легкости цепляющийся лапами за землю, Валет повалился на одно колено, яростно хлеща хвостом и крыльями, мотая ноющей под весом массивных рогов головой. С губ его спадала клочкастая пена, в глазах пылало замутненным одержимым лепрозорием.

— Оказывается, ты столь же неимоверно туп, сколь и силен! — вскричал, шире раскрывая крылья, Красный, нависая над юнцом пламенем шабашно разгорающейся свечи. — Послушай меня, мальчишка! Уйми свою гордыню! Она не поможет тебе! Даже те, чьи души сотканы из чистейшей изначальной тьмы, должны подчиняться некоторым законам! Даже они, не говоря уже о тебе! Ты не можешь просто брать и сеять смерть тогда, когда тебе вздумается! Ты не можешь творить то, что взбредет в твою бестолковую упрямую башку! Думаешь, ты один такой, кто, едва получив невиданное прежде могущество, на глазах превращается в безмозглого кровожадного барана?! Прислушайся ко мне, пока еще не стало слишком поздно! Я лишь хочу помочь тебе, коль скоро ты стал мне братом по нашей общей теперь сути! — голос, облачаясь в раскаты черного грома, неуклонно набирал силы.

Валет же, сраженный прижавшим к полу нежданным измором, только слепо щерил клыки.