— Софья! Ты видишь… Ты… Нет… — голос померк, льор лишь прислонился лбом к стеклу, покорно признавая: — Будь по-твоему. Я не заслужил того, чтобы ты меня видела, слышала или хотя бы помнила. Своей самодовольной опрометчивостью я стер себя из твоей жизни еще до того, как мы успели узнать друг друга. Еще до того, как я понял, что без тебя… это не жизнь. Все эти тусклые семь лет умирающего мира… Эйлис… Мы погубили Эйлис… и я еще требовал любви. Софья… Как жаль, что ты не слышишь. Софья… Мы приносим только разрушения. Не видь меня, не помни. Только будь счастлива. Без меня.
Он трогал зеркало, пытался прорваться, но понял, что только разрушит последнюю ниточку, вскоре просто исступленно гладил холодную поверхность. Миг блаженства, невероятной пульсации души, способной, казалось, перевернуть единым порывом любые законы и древние запреты — и вот все обрушилось прахом, однако же не совсем. На смену пылким страстям пришло немыслимое для гордецов-льоров смирение. Любовь жила, казалось, пронзала пиками сердце. Но с каждым ударом лишь сильнее и сладостнее раскрывался блаженный внутренний свет. Слезами души смывалась с нее копоть. А что же Софья?
Девушка порывисто отвернулась, но унеслась в другую комнату. Эльф видел, как она плакала. Раджед тут же нервно выпрямился, всматриваясь в обстановку комнаты, размышляя: «Она видела? Слышала? Я не слышал ее… А это что?»
В комнате обнаружились рисунки Эйлиса, надписи всех воспоминаний с какими-то стрелками. Ветер, проникший в приоткрытое окно, терзал альбом на столе, перелистывая страницы. И через смену графических образов прорезались некие схемы, уже недетские расчеты и предположения. Раджед в ступоре уставился на них, а через миг вновь вернулся нахальный чародей, с которым Сумеречный общался предыдущие четыреста лет:
— Так она ничего не забыла! Эльф!
Раджед с ревом дикого зверя обрушился на друга, который лишь смущенно щелкнул зубами, пробормотав пристыжено:
— Не забыла. Все это время она сопоставляла факты, она не могла забыть, что где-то умирает мир.
Раджед скоро смирил свой поднимавшийся гнев. По странному новому обыкновению он практически разучился обвинять Сумеречного, замечая во всей его лжи необходимый замысел. Каждое знание в свой час, иначе не выйдет назначенного. Что ж, может, иногда незаслуженное доверие, как строго судил о себе Эльф, поразившийся спокойному и рассудительному, хоть и вновь печальному заключению Раджеда:
— И что же… она считает, что способна пробудить Эйлис? Льорам не удалось.
— Кто знает.
Но все лицо льора подернулось взбудораженностью, руки его вновь подрагивали, но на смену отчаянию пришла новая лавина неразборчивых противоречивых чувств. Раджед схватил друга за плечи, энергично потряс, сбивчиво повторяя:
— Значит, она помнит. Помнит… Эльф! Почему ты вечно обманываешь?
— Иногда это необходимо, чтобы вы осознали нечто важное, — завел свою мантру Сумеречный, отворачиваясь. Раджед же находился на том пике эмоций, когда желание осыпать всевозможными дарами и со всей силы ударить в челюсть уравниваются на чашах весов. Оттого Эльф ожидал скорее второй вариант, особенно, когда друг вновь нахмурил изогнутые черные брови, протянув с мнимым спокойствием:
— Так ты знал, где она все это время?
— Конечно, я же все знаю.
— Почему? Почему хотя бы увидеть ее не позволял?
Раджед вновь встряхнул друга за плечи, сбивая с него капюшон, словно открывая забрало рыцарского шлема.
— Я изначально не одобрял твою затею с похищением. Считай, что это урок тебе от меня, — перешел в вынужденное словесное наступление Сумеречный.
Раджед негодующе всплеснул руками, вновь возвращая свой привычный нагловатый образ:
— Урок! Нашелся учитель! — он горько простонал: — Я чуть не умер в этой проклятой башне от бессильной тоски, как брошенный зверь на привязи. Впрочем, если даже она не забыла… она не захочет уже вернуться ко мне.
И вновь его нежданно сковало смирение и, к большому сожалению, опустошенность. Он медленно опустился на трон, издалека созерцая бесконечно далекую комнату Софии. Вскоре стекло пошло помехами и образ растворился. Больше девушка не появлялась в поле видимости, а портал застыл, точно никогда и не оживая. Раджед закрыл лицо руками, однако не заплакал. Слезы никогда не сопровождали его, лишь в минуты их общих тяжелых ненастий преследовал неудавшегося стража печальный вопросительный взор янтарных глаз.
— А она изменилась, — после долгого молчания мечтательно проговорил Раджед.
— Да, люди меняются быстрее, чем вы. Стареют, — безрадостно заключил Сумеречный. И правда, прошло семь лет. И для Софии, и для Эленор. Возможно, им всем предстояло в скором времени решительно переписать свои судьбы, перечеркнуть дорогу из сотен лет. Эльф буквально жаждал этого: стать обычным человеком, прожить одну настоящую жизнь. А что же намеревался Раджед? Он хотел бы сделать Софью чародейкой, подарить ей долголетие льоров. Но сам ли был готов превратиться в человека? Его все еще мучили смутные сомнения и противоречия.
— Нет! — вздрогнул Раджед, отгоняя несвоевременную тень. — Она стала еще прекраснее.