Сны накануне лета (СИ)

========== Перед рассветом ==========

- Я же говорил, что эта семейка – сплошной бардак, - бурчал Торин, когда Дис, едва оправившись и порозовев, приняла единоличное решение о королевских смотринах невест, не обсудив его с братом.

- Не суетись! – буркнула гномка, тяжело вышагивая вокруг брата, и перекалывая булавки на выкройке, - это не для тебя. У Даина есть сын, у Сори, сына Фрори, есть дочь. Мы обидели Даина, и нам надо отплатиться. Опять же, Глоина внучатые племянники в возраст входят, топоры обмывать надо. А скоро приедет кузина Мэб с детьми. У нас визитов на год расписано…

- Одна бесконечная пирушка, - закатил глаза Торин, стискивая зубы, - ты меня чего иглами для этого колешь? Чтоб не расслаблялся?

- Ты зарос, как дикий тарпан. Одеваешься тоже кое-как. Снимаю мерку. Надо же хоть изредка обновку справить.

- Себе справь. На пузо-то.

На его грубоватые подначки она не обижалась. Пузо в самом деле не влезало в старые платья, даже в те, в которых не было ни на намека на пояс. Пожадничав тратить ткань, как и большинство гномок в ее положении, она таскала старые рубашки Двалина и собственных сыновей. Носила бы и ветошь от Торина, но он предпочитал сам в нее облачаться: с детства не любил ничего нового и необычного, вещи занашивал до лоскутов и прозрачности, оружие стачивал до ломкости, молот в кузнице, и тот сплющивал.

С Двалином Торин примирился. Над Дис трясся пуще прежнего, и тщетно пытался скрыть свои чувства за напускной строгостью и недовольством. В последнее время он отрадно сблизился с семьей вновь. Его ворчание, его унылое заспанное лицо за завтраками, храп после обеда где-нибудь поперек скамьи у всех на виду, радовали Дис. Братец снова становился собой. Все чаще бродил по коридорам второго яруса, где располагались покои всей семьи, и то и дело приставал ко всем встреченным гномам с расспросами об их жизни, нуждах и планах. Что-то замышлял: чертил, планировал, считал.

- Ему Синих Гор не хватает, - высказался Двалин, - ему бы что-то оттуда привезти надо. А то нас привез – а себя забыл.

За что Дис ценила Двалина всегда, так это за его умение коротко и ясно изложить суть любого явления или события. И в этот раз была с ним полностью солидарна.

…

Кили пружинисто шагал по коридору, улыбаясь себе, и почесывая подбородок. Почти полтора месяца прошло с долгожданного мгновения первой настоящей близости его и жены, и произошло еще одно чудесное событие. Событию радовалась вся семья. Его поздравляли в шахтах, его хлопал по плечу Фили, а Торин качал головой и разводил руками. «Молодец, парень», - коротко бросил дядька Двалин, и одобрительно сжал его руку – остались синяки.

Он навсегда запомнил то удивительное утро. Запомнил, как встал, пошел умываться, и вдруг – не может этого быть! – пришло осознание, стоило провести руками по лицу. У Кили начала расти борода. Настоящая, гномья, густая. Не та клочковатая подростковая поросль, нет. Кили дрожащими руками снял с зеркала салфетку. Борода, его борода. Черная, блестящая, сплошная, долгожданная.

- Любимая! – воскликнул гном, и ринулся к постели, где, по новой привычке, сопела и не спешила просыпаться Тауриэль, - любимая, ненаглядная моя, сладкая, нежная…

- Что такое, что случилось… - отбивалась она, одновременно подставляя лицо его поцелуям. Кили захлебывался от восторга.

Не один день Кили ходил, надутый и важный, как индюк. Не один день доказывал Тауриэль, как важно для него то, что произошло, как ценит знак своей мужественности, и как невозможно восхитительно теперь ему жить на белом свете. Может, она и не сразу поняла, но с радостью разделила его настроение. Особенно, когда поняла, что причиной роста бороды стало.

- У некоторых борода сама по себе такая, - делился Кили снова и снова историей своей «радости», беспощадно расчесывая ногтями чуть заросший подбородок, - а вот я ждал, ждал, ждал… и никак. А если б не встретил тебя! А если бы у нас… у нас…

Тауриэль могла только удивляться. Кили же, по-новому осознав свою жизнь и приняв ее, скоро взял себя в руки. Он принял важное решение: стать взрослым ответственным гномом, представить эльфийку народу кхазад, и превратиться в другого мужчину, лучше и значительнее прежнего. Заказал новую трубку и сапоги в мастерских. Договорился о татуировке с замаскированной вязью на синдарине «Женат» поперек спины – такой точно ни у кого не было. Немного подстриг и переплел волосы, и обзавелся едва ли не полупудом бусин и заколок на всякий случай – со всеми возможными знаками и символами.

Когда на его прическе места свободного для украшений уже не осталось, пришла очередь и Тауриэль. Ей он накупил украшений еще больше, выклянчив в счет будущих заслуг и свершений золота у скряги-дядюшки. Поменял дверь в покои, укрепив ее и разукрасив резьбой и тремя засовами, способными выдержать напор орды орков. Вырубил рунами «Моя жена» над ее половиной кровати, и на спинке ее кресла, где она сидела, когда обедала. Завалил ее подарками: тканями, кружевом, вышивкой, принадлежностями для письма и книгами, редкими семенами - всем, что радостно насоветовала Ори.