Сны накануне лета (СИ)

Вот и всё, сокрушенно пришло вдруг осознание к Торину. Не успел не только кузницу построить и жену с детьми обнять, но и попрощаться с семьей и друзьями. Вчера ел оленя и жрал пиво в три горла, отплясывал и веселился. Похмелялся, шумел, воевал, убивал – руки чисты хоть в том, что не запятнал их убийством вне честной схватки, воровством, насилием над беззащитными. Мама качала его на коленях, давно, но как будто вчера. Он дергал отца за усы. Деда тоже дергал. Боялся спать по ночам из-за дракона. Бил Двалина. Бывал бит Двалином. Отвоевал родину. Поднял тяжелораненого Фили на ноги. Ссорился с Кили. Мирился с ним же. Пытался мстить за невестку-эльфийку, не отомстил, но хоть пытался, оценит ли это Махал, как полноценное деяние?

О чем думают на пороге смерти? О том, что Фили своего первого сына захочет назвать его именем? О том, что Трандуил наденет на его похороны одну из своих отработанных масок – «я же говорил смертному, и вот он не верил, и помер, а я живу»? О том, что довелось-таки увидеть живую и даже беременную и замужнюю Ори, бородатого Кили, Двалина-отца и отвоеванный Эребор? Счастливую Дис? Мертвого дракона?

Выход из тоннеля на ту сторону полон света. Там – сосновый бор и дубрава шумят приветливо и радостно. Женщина, которая не успела быть с ним по-настоящему, зовет к обеду, бурлят родники, визжат счастливые дети, седлая втроем овцу, которой он отбил дубовым суком один рог. Там не иссякает металл в выработках, не гаснет огонь в кузне, не изнашиваются меха и поддувало. Там царит бесконечное лето.

- Торин! Не уходи от нас, не бросай нас! – кричат позади хором, теперь поздно, но пусть кричат. Они в нем уже не нуждаются, и он свое отстрадал, а впереди – другая жизнь, где нет боли, нет груза вины. Там дымится его кузница и ждет его очаг. И ветер колышет пшеничные косы его любимой под бескрайним голубым небом.

А что он теряет, если сделает шаг вперед?

Пять лет спустя

Майская пора, что в Эреборе, что в Дейле, что в Синих Горах – одинакова. Воздуховоды открыты, гномы радостно высыпают на поверхность, плавильни не работают, кроме экстренных случаев. Светлые дни мая, почти лета. Отцветают вишни и сливы на склонах Горы, и ночами видны костры и слышны веселые песни.

В высокогорье весна приходит тоже. Подснежники сменились колокольчиками и горным люпином. Мягкая трава ласково оглаживает босые ноги. На Сосновом Плато цветов с каждым годом все больше, да и сосны подрастают. А еще здесь есть размытый меловой зуб, кривой, торчащий из Горы против всех законов гравитации. Из него дожди и талые воды то и дело выносят странные окаменелости, которые гномы считают знаками близкой удачи и благословения Валар.

Двалин любил весну. Не в последнюю очередь, из-за долгих прогулок, походов в горах, когда семья собирается вместе, и по традиции еще Синих Гор неделю-две проводит наедине с природой поверхности, особо дружелюбной к кхазад здесь, в горах. Под ногами чувствуется приветливое гудение камня. Ровное и безопасное. Детям нравится здесь.

Хотя им везде нравится, они и надгробие Торина у ворот Эребора любят: зимой, когда оно обледенеет, катаются, как с горки. Двили мастерица в этом.

Двалин скривил губы в незаметной улыбке, глядя на дочь. Двили, подгорная принцесса, подрастала. Казалось, еще вчера таким же маленьким пищащим комочком на руках у матери извивался Фили – без малого девяносто лет прошло. А сейчас уже Двили носится кругами, визжа и хохоча, как только дети это умеют, и гоняет соек. Причудливо смешана кровь. Внешне – вылитый Кили, и хулиганка такая же. Глаза с их чуть холодноватым синим блеском – во всех остальных Дуринов. А повадки отцовские, вкусы, манера есть обеими руками, хмурые бровки, страсть к рисованию – вся, вся в Двалина, любимица и сокровище его.

- Папка! – визжит она и карабкается на него, прирожденный скалолаз, и дразнит с его плеча Форина – тот, конечно, всегда с ней, и всегда отстает, хоть младше на год всего. Скромняга-парень, даже в таком возрасте видно. И стать возьмет от Фили, и увальнем не будет, жилистый, как дядька Нори, и в свои четыре больше иных шестилеток. А характером, тихим и застенчивым, в мать. Часами может смотреть на бабочек, муравьев, проклюнувшиеся семена. Книга ему милее топора. В детских потасовках Двили защищает своего друга и родича, загораживает собой.

Тетка и племянник, ну надо же. Одна – дочь внебрачного тайного союза, другой – будущий правитель. Двалин не особо верит в предсказания и предвидения, но что-то подсказывает ему, что его дочь станет однажды полководцем, что стоит справа от трона. И хорошо – не даст сгинуть боевой славе Дуринов. А может, все и не так будет. Сто раз еще поменяется.

Впереди показался костер и палатки. В этом году их меньше, чем в прошлом: Кили с женой не вернулись еще из поездки к морю, Фили остался в Горе – узбад как-никак. Зато Ори, Дис, Дори и дети здесь. Слава Махалу, неугомонная кузина Мэб покинула Эребор. Ее неисчислимое потомство и без того едва не вытоптало все четыре оранжереи Тауриэль.