У столба пони шарахнулись в сторону, увидев своего испуганного хозяина. Заметавшись, гном не знал, за что хвататься: за разведение костра или за спасение эльфийки. Вся в земле, она была бледна и дышала слишком тихо, но ран пока юноша не видел.
Кое-как устроив ее на подседельнике, и прикрыв сверху одеялом, Фили метнулся за водой. Он так резко рванул замок седельной сумки, что леденцы посыпались на землю. Ресницы Тауриэль слабо дрогнули, когда он щедро брызнул на нее из бурдюка.
— Давно ты там лежишь? Что случилось? Ты ранена? — засыпал ее Фили вопросами, — узнаёшь меня? Я Фили. Брат Кили.
Она вдруг села, подобралась, как от удара, распахнула глаза, обведенные темными кругами, уставилась с ужасом в его лицо. Фили даже отодвинулся.
— Вчера, — всхлипнула Тауриэль, и голос ее сорвался птичьим всхлипом, — они пришли вечером… вчера…
— Кто пришел? Что они хотели? У тебя были вещи, поклажа? Ты цела, идти можешь? Они не вернутся?
— Ты лучше иди, — вдруг выпрямилась, очевидно из последних сил, девушка и постаралась придать голосу твердости, хоть и была чересчур измучена, — и оставь меня.
Она махнула рукой, и гном разглядел кровавый потек на ее ладони. И обломанные ногти.
— Что это? — он поднес ее руку к глазам, и в полном ужасе обнаружил на запястье следы. Тауриэль попыталась вывернуться, но хватка гнома была сильнее. Он потянул один ее рукав выше, потом второй…
Не веря своим глазам, Фили замер на мгновение, потом рывком поднял девушку с земли, и непослушными пальцами потянул за ее кафтан. Сначала неподвижная, теперь она сопротивлялась. Потеряв терпение, Фили рванул ворот, но с эльфийской тканью не справился. Вся ее напускная крепость духа испарилась и растаяла. Она израсходовала последние силы на свой жест.
— Не трогай меня… — сипло пробормотала эльфийка, слабо отбиваясь и оседая вниз, — не прикасайся…
— Йаванна… защитница невинности…
Все тело девушки покрывали синяки и царапины, а кое-где — порезы. И они не выглядели случайными. На спине у Тауриэль обнаружились кровоподтеки от плетки. Но когда Фили, которого и так мутило, потянул вниз ткань ее штанов, эльфийка, взвыв, рванулась в сторону, сбросила его руки, и подтянула колени к груди, забившись между корней дерева.
Но Фили уже видел то, что видеть бы не хотел. Тяжело дыша, он осел напротив девушки, и закрыл лицо руками.
Так они и сидели, пока, наконец, молодой гном не справился с собой, и не отнял руки от лица. Глаза у него покраснели, но он дал себе клятву не пугать эльфийку еще больше и своим состоянием.
— Кто? — хрипло выдавил он, — кто сделал это с тобой?
Она вздрагивала, тихо всхлипывая и пытаясь спрятаться от его взгляда.
— Тауриэль, не молчи, — Фили подобрался к ней ближе, протянул ей свой плащ, — на, прикройся… послушай… ты теперь мне как сестра, как родная сестра. Я найду того, кто это сделал. Махалом клянусь и Чертогами. Честью своей клянусь. Я его найду, и я его… я отомщу за тебя. Я знаю, это, наверное, больно было… что я говорю… конечно, больно…
Он потянул ее к себе, желая обнять, но она отпрянула.
— Я теперь нечистая, — услышал Фили, — нечистая. Нельзя меня трогать.
— Что ты говоришь?
— Грязная, — повторила девушка с оттенком отвращения к самой себе, — теперь я не могу идти к Кили.
— Молчи! Нет, не вздумай! — он порывисто обхватил ее, она вновь забилась, но быстро потеряла силы.
Однажды он слышал слово «нечистая». Человеческая женщина, которая считала себя «нечистой», покончила с собой, не выдержав давления семьи и насмешек окружающих. Как относились к этому эльфы, гном не знал, и не горел желанием узнать. В его системе ценностей, нечистым был тот, кто мог сотворить насилие над девушкой, в чем бы оно ни заключалось.
— Кили тебя ждет, — тихо сказал Фили, не выпуская из рук Тауриэль, — и я тебя приведу к нему, даже если придется нести на руках всю дорогу. Мы обязательно доберемся домой, и там все будет хорошо.
— Он не примет меня…
— Тебя все примут с радостью! — Фили не задумался прежде, чем сказал это, и знал, что сейчас и не надо задумываться, — Кили ждет тебя и любит. Остальные тоже полюбят. Мы позаботимся о тебе, сделаем вам самую красивую свадьбу. А потом — сама увидишь, все будет…
Он осекся, глядя на то, как печально и бледно ее лицо. Она вновь смотрела перед собой, ничего при этом не видя и не слыша. Снова замыкалась. Но Фили не был готов сдаться так просто. Минутный испуг и растерянность прошли.
— Ты полежи еще, — твердо сказал он, — главное, отдохни сейчас. Я все сделаю.
…
Дорога до Эребора заняла вместо половины недели почти три. Сначала Фили искал по деревням и хуторам хоть одного лекаря. С Тауриэль, безмолвной и страдающей, это было непросто: ехать верхом она смогла только через три дня, шла медленно, и постоянно уходила в себя, как будто теряя дар речи и часть сознания. Иногда даже переставала отвечать на простые вопросы, и ни разу не попросила есть или пить.