Собачья работа

– Лоскотухи – это женские сущности. По сути дела, в них перерождаются утопленницы. Это – мертвые девушки, либо принесенные в жертву в незапамятные времена, либо самоубийцы, решившие сигануть в реку от несчастной любви. Они потеряли вместе с жизнью нечто очень важное – любовь, счастье, мечты, надежды. Все то, что составляет смысл жизни и придает силы. Остатки памяти толкают лоскотух к людям – они пытаются хоть как-то восполнить этот пробел. Но их души… вернее, то, что от них осталось, не могут сами согреться. Им нужны тепло и сила людей. Мужчины – лучшие источники тепла, ибо при жизни эти создания пострадали от мужчин. Девушек они почти не трогают – ни к чему плодить конкуренток. Могут лишь попытаться разлучить влюбленных, чтобы самим пользоваться мужской силой и энергией. Но мужчина, рядом с которым находится женщина, для них недосягаем. Живое женское тепло мешает холодной лоскотухе подобраться к жертве. В данном случае к вам, милостивый государь Пустополь!

Мужчина посмотрел на меня. В его серых глазах светилась мольба.

– Я не знаю, – призналась я. – Это обязательно?.. Ну…

– Можете не выполнять всех требований, – смягчился рыцарь-истребитель. – Тем более что в данных условиях это технически трудно осуществимо. Ограничьтесь минимумом, – и добавил, наклонившись ко мне: – Смотрите на это как на часть вашей работы, ясная панна!

Осталось лишь скрипнуть зубами. А ведь он прав! Если представить это как работу, станет намного проще жить.

Коршун отвернулся к костру, подтащил поближе свой вещмешок и стал в нем копаться, перебирая содержимое. Паж улегся обратно, исподтишка пожирая взрослых глазами – любопытство оказалось сильнее страха. Гайдук, которому выпало сторожить первым, стоя на страже, тоже усиленно делал вид, что тут никого нет. Лишь его напарник демонстративно отвернулся, с головой накрывшись плащом.

Витолд тихо пожал мне руку:

– Спасибо!

– Я еще ничего не сделала, – буркнула в ответ.

– Но вы согласились! Знаете, я никогда не спал с женщиной… просто так. А вы?

Я не ответила. На войне было не до пылкой страсти. Там мы спали либо в палатках, либо под открытым небом, вповалку, устав после боя или долгого марш-броска, а иногда в минуты затишья искали уединенное местечко…

Деревня была брошена жителями совсем недавно и, наверное, в большой спешке – в домах и на подворьях можно было отыскать кое-какие забытые впопыхах вещи. Конечно, до нас тут уже побывали мародеры, и улов оказался невелик. Кое-какие тряпки, которые можно пустить на портянки, ошалевшая от пережитого тощая курица, молоток, ведро без ручки – оно валялось рядом… На огороде удалось надергать немного лука и укропа, сорвать десяток кислых яблок. Но репу и морковь кто-то подчистую прибрал еще до нас, а на тех мелких, что чудом уцелели, виднелись мышиные погрызы.

Я зашла в дом в надежде найти в хозяйском добре хоть что-то, что можно пустить не только на портянки. Нижнюю сорочку, например, или…

Две крепкие руки обняли сзади, не давая дышать. Ухо обдало тяжелым дыханием:

– Дануська…

– Пусти!

Какое там! Мужчина полез за пазуху одной рукой, другой попытался распустить на мне пояс.

– Ну чего ты жмешься? Давай скорее, пока никто не вошел!

Бросив копаться в полупустом сундуке (вещи там были, но такие старые, что смотреть не хотелось), торопливо приспустила штаны, наклонилась. Только вчера был бой, и любого из нас могли убить. А завтра – снова сражение. И опять смерть помашет крылом перед глазами. Или не только помашет, и тогда этот взмах призрачного крыла будет последним, что ты увидишь в жизни. Так что действительно – стоило пользоваться моментом.

В сенях послышались шаги и голоса. Но мы уже успели привести в порядок одежду и вышли к своим как ни в чем не бывало.