Собачий поцелуй (СИ)

У неё было полно дел, нужно было идти, но что-то в этой тетради было такое, из-за чего ей не хотелось выпускать её из рук. Что-то странное завладело ей, какое-то помутнение рассудка. Она подумала (Оливия будто услышала эти мысли в своей голове): зачем Кристиану сдался этот дневник? Что плохого случится, если она заберёт его себе? Ей он гораздо, гораздо нужнее, чем её мужу. Крис никогда не вёл дневников, а вот она всегда что-нибудь записывала. Ощутив невероятной силы желание завладеть этой тетрадкой, Марион крепко прижала её к груди, которая сейчас вздымалась глубоко и часто. Оливия наблюдала за этим пугающим зрелищем, затаив дыхание. Происходило что-то плохое, она чувствовала, хоть и не понимала, что именно.

В ту же секунду, как миссис Розье спрятала дневник в своей мантии, она закричала. Так громко и пронзительно, что Оливии пришлось зажать уши. Внутри у неё всё перевернулось от этого звука. Её мама согнулась пополам, а потом рухнула на колени. Оливия почувствовала острую, режущую боль в груди и животе, это было просто невыносимо, но так работали воспоминания. Всё, что испытывал человек в тот момент, передавалось тому, кто его просматривал. В кабинете появился Ксавье. Увидев хозяйку в таком состоянии, эльф в панике схватился за уши, совершенно растерявшись. Да и что он мог сделать?

Марион перестала кричать, теперь она лежала на боку, а из глаз у неё катились кровавые слёзы. Оливия застыла, в ужасе разглядывая мать. Ксавье догадался трансгрессировать и привести отца. В первые секунды Кристиан тоже не понимал, что здесь произошло, а потом он увидел на полу дневник, и его лицо исказила гримаса страха и гнева. Он был зол, но напуган больше, и ещё больше желал спасти жену.

— Что же ты наделала, Мари… — шептал он, поднимая её на руки.

В тот же миг Оливию потянуло обратно. Воспоминание оборвалось. Она снова стояла в кабинете, но уже в настоящем времени. Отец стоял рядом с таким мрачным видом, что ей стало не по себе. Он закрыл створки шкафа, и серебряное сияние исчезло за ними. У Оливии было столько вопросов… Она всегда думала, что её мама заболела чем-то неизлечимым, а потом умерла, но то, что она увидела сейчас… Это было нечто тёмное, страшное. И это было каким-то образом связано с Волдемортом. Ей хотелось услышать объяснение, и в то же время она боялась этого.

— Что это была за тетрадь? — спросила она наконец очень тихо, едва слышно. — Что произошло?

Отец тяжело вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Он медленно прошёл к столу и опустился на стул, его взгляд скользил по столешнице из тёмного дерева, избегая встречи с глазами дочери, как будто ему было стыдно.

— Этот дневник дал мне Тёмный Лорд, — произнёс он чуть дрожащим голосом. — Он приказал защитить его от кражи.

— Зачем? — спросила Оливия, хмурясь.

— Он не объяснил, — усмехнулся отец. — Я и сам не понимал, что такого важного в простой тетрадке, да к тому же пустой, но вопросов не задавал. Он сказал, что защита должна быть действенной и… мощной. Такой, чтобы вор понёс наказание, а тетрадь осталась в целости.

— И что же ты сделал? — уточнила Оливия, чувствуя, как внутри всё холодеет.

— Наложил на дневник довольно сильное проклятье. Очень тёмное, ужасное.

Лицо Кристиана исказила боль, глаза увлажнились. Он опустил голову и замолчал на какое-то время, пока Оливия пыталась переварить услышанное. Выходит, её мать погибла из-за отца… И из-за Тёмного Лорда. От этой информации стало труднее дышать.

— В тот день я должен был вернуть дневник Тёмному Лорду, — снова заговорил мистер Розье. — Я не знал, что Мари… Я не думал! Если бы я мог это предотвратить, но ты сама видела, эта вещь словно жила своей жизнью. Тетрадь уже была проклятой, сама по себе, она хотела, чтобы Марион забрала её, и я не понимаю, как такое вообще возможно. — Голос отца сорвался на хрип, ему было тяжело говорить, но он продолжал. — Каждый день я думаю о том, как собственными руками убил свою жену… Это гложет меня уже столько лет, и боль не утихает ни на минуту.

— Поэтому ты так закрылся после её смерти? — резко, почти грубо спросила Оливия. — Из-за чувства вины? — Отец кивнул, и её глаза наполнились слезами. Она чувствовала такую злость в эту секунду, и это опьяняло после месяца эмоциональной пустоты. — Ты был нужен нам! — закричала она. — Мне и Эвану. Но вместо того, чтобы быть со своими детьми, ты жалел себя!

— Прости, дорогая, — пробормотал Кристиан. — Я так виноват… — Он поднялся и дёрнулся в сторону дочери, но она остановила его жестом, не позволив подойти.

— Что было дальше? — требовательно спросила она. — Мама мучилась от твоего проклятья два года, а потом умерла? Или, может быть, ты сам убил её из милосердия? — язвительно поинтересовалась она, и отец замотал головой.

— Я искал лучших целителей, лучших ликвидаторов проклятий, но ни один не смог ей помочь. Проклятье было слишком сильным. Единственное, что можно было сделать — замедлить его действие. Мари попросила увезти её во Францию, домой. Она не хотела, чтобы вы видели её страдания.