Собачий поцелуй (СИ)

Нестройный хор голосов эхом повторил за ним, и крышка стала медленно задвигаться. Оливия решилась, подалась вперёд и тронула Эвана за руку, быстро сжав его пальцы. Они оказались такими ледяными и странными, что она тут же отстранилась, чувствуя себя так, будто её окатили водой. Оливия впервые в жизни дотронулась до мёртвого человека и теперь жалела об этом. Ощущения были ужасными. Развернувшись на деревянных ногах, девушка кое-как вышла на улицу, пропуская мимо ушей соболезнования родных.

— Бедный мальчик, мой племянник, — говорила тётя Друэлла своим дочерям, промакивая уголки глаз шёлковым платком. Её голос раздавался позади Оливии. — Ушёл совсем юным. Теперь род Розье прервётся, как ни прискорбно.

— Ваша кровь продолжит течь в нас, мама, в наших детях и в детях Оливии, — ответила ей Белла.

— Да, но фамилия…

Дальше Розье уже не слышала их разговор, скрывшись за кустами роз, которые сейчас представляли собой печальные голые стебли. Оливия чувствовала нарастающую панику, воротник мантии душил, и она с силой оттягивала его, совершая короткие, резкие вдохи. Ветер бросил ей в спину чей-то оклик. Кажется, это была Нарцисса, но Оливия не остановилась. Ноги сами вели её куда-то, жухлая трава шуршала под ногами, на волосах оседали мелкие капельки дождя. Она не ощущала холода, только болезненный спазм, засевший в грудной клетке. Собственные заледеневшие руки теперь казались ей руками покойника, онемевшие пальцы ей не принадлежали.

Она опустилась на холодную мокрую скамью у выключенного фонтана, вцепилась в каменное сиденье. По щекам побежали горячие слёзы, крупными каплями они падали ей на колени, делая чёрную ткань мантии ещё темнее в этом месте. Голова гудела, зрение стало нечётким, всё расплывалось. Оливия не могла поверить, что судьба послала ей всё это вновь. Снова переживать смерть близкого человека, снова испытывать боль. Ей было страшно, что с отцом тоже могло что-нибудь случиться, и она испытывала гнев от невозможности противостоять воле событий. Отсутствие контроля над собственной жизнью бесило её.

— Мисс, вы же вся дрожите! Мисс может заболеть!

Оливия вздрогнула от чужого тоненького голоска и сперва даже не поняла, откуда он исходит, а потом увидела возле своих ног домовиху Дейзи. Было видно, что она тоже плакала, но перед хозяйкой взяла себя в руки. Розье осознала, что у неё в самом деле зуб на зуб не попадает, и ей тут же стало невероятно холодно, будто кто-то вернул её телу способность чувствовать. Она шмыгнула носом и поднялась на ноги, позволяя Дейзи взять её за руку и трансгрессировать.

Оказавшись в своей комнате, Оливия бессильно осела на пол, обхватывая колени руками. Домовиха набрала ей горячую ванну и буквально заставила раздеться и залезть в воду. Разглядывая клубы пара, вьющиеся под потолком, Розье наконец перестала трястись. На смену злости, страху и горю пришло блаженное оцепенение.

Внутри всё затихло.

С того дня прошёл почти месяц, а её состояние не менялось. Оливия ожидала спасения от возвращения в Хогвартс, потому что дома ей всё время казалось, что из-за угла вот-вот выйдет Эван. Ей слышалось всякое: будто кто-то занимается в тренировочном зале или стучит кофейной чашкой в столовой, но каждый раз это оказывалось лишь плодом её воображения. Ей чудилось, что в тени коридора стоит высокая фигура, что скрипят половицы и дверные петли. Она сходила с ума.

Школа действительно принесла облегчение, но и там всё было не гладко. Друзья ходили вокруг неё на цыпочках, боясь сказать или сделать что-нибудь не то, и это невероятно раздражало. Даже Ремус решил забыть о ситуации с раскрытием его тайны и вёл себя так, будто ничего не случилось. Они все вели себя тихо, ей же хотелось, чтобы кто-нибудь её растормошил. Чтобы Сириус выдал какую-нибудь идиотскую шутку, а она бы рассмеялась над ней до колик в животе. Или чтобы Поттер опрометчиво ляпнул что-нибудь, и тогда Оливия бы разозлилась на него, сорвалась, накричала. Но друзья берегли её нервы, а она всё больше впадала в эмоциональный анабиоз.

Аделин, кажется, тоже была в растерянности и не совсем понимала, как себя вести с человеком в подобном состоянии. Томас пыталась разговорить Оливию, и иногда ей это даже удавалось, но лишь ненадолго. Розье предпочитала проводить время в библиотеке, в полном одиночестве. Тупая зубрёжка экзаменационных материалов помогала ей оставаться в здравом уме, не терять нить адекватности. Правда, она не была до конца уверена, что информация откладывалась у неё в мозгу, формируя новые знания, но так она хотя бы могла отвлечься.

Но хуже всего оказалось сочувствие, которого она совсем не ждала. В коридорах ей кивали встречные слизеринцы, их жалостливые взгляды вызывали у Розье приступы тошноты. Даже Снейп бросил ей стандартную фразу о соболезновании! А как-то после ужина на выходе из Большого зала её догнал Регулус. Блэк выпалил целую речь, очень трогательную, между прочим, сжал Оливию за плечи, а потом убежал прочь. В его глазах она увидела настоящее сожаление, ему она действительно поверила.