Собачий рай

– Те, от кого ты удрал вчера. Они как раз таких дураков, как ты – молодых, крепких и глупых, – отбирают себе на потеху, – подтвердила она вчерашние слова Тиграны. – Их потеха – смерть, – многозначительно добавила Лапушка, вылезла из воды и резво пошла в противоположную от причала сторону.

– Зачем им было меня убивать? – не обращая внимания на жжение в стертых подушечках, поравнялся с ней Лаврентий.

– А зачем они покупают нашего брата за большие деньги, а потом привязывают веревкой к дереву и оставляют в лесу на голодную, мучительную смерть? Зачем стреляют в нас на своих огороженных заборами землях? Зачем держат в четырех стенах, сюсюкают, а потом выкидывают из машин на трассе?

Лаврентий молчал, не веря, что такое бывает в этом солнечном мире, мире, в котором жили бабочки и Лапушка.

Игриво обгоняя друг друга, они ушли уже довольно далеко.

Солнце, показавшись на кремово-розовой полоске горизонта, набирая силу, на глазах увеличивалось в размерах.

Шевельнулась рябая гладь мокрого великана.

Принимая в себя первые лучи солнца, он вдруг принялся шалить, обдавая лапы холодными, задиристыми плевками.

– Ты и правда, залетный, хочешь остаться в стае? Если сбежал из дома, лучше вернись. Бывает, что безумцы на нашем брате срывают свою злость, а потом опомнятся и носятся по городу в слезах…

Лаврентий задумался.

– За мной никто носиться не будет. Бабка с трудом волочит ноги. Она даже падала с сумками у забора.

– А… Так, значит, ты дворовый? А бабка твоя давлением страдает или бухает. Кормила-то хорошо?

– Я забыл, – соврал Лаврентий, чтобы Лапушка не уговаривала его вернуться в ветхий дом, где его явно не ждали. Что такое «давление» и «бухает» он не знал, но, чтобы вызвать сострадание у новой подруги, утвердительно кивнул: – Она страдает давлением и все время бухает.

– Ну, если все так плохо… Тогда слушай правила вольной жизни! Правило номер один: от безумцев всегда, запомни, всегда надо бежать! Они наступают на нас и ловят по трем поводам. Повод первый: отвезти на живодерню и вырвать из нас органы, чтобы не было детей.

– Зачем? – Лаврентий не вполне понимал смысл сказанного, но чувствовал, что смысл этот очень плохой.

– Чтобы уничтожить нас. Из зависти.

– Чему же они завидуют?

– Тому, что мы ближе к раю.

– А почему мы ближе к раю? – Что такое «рай» Лаврентий тоже не знал, но был уверен, что это хорошо известно продолжавшему плевать в них кружевной, мокрой пеной великану.

– Потому что из семи смертных грехов, о которых веками кричат безумцы, мы способны только на один – убийство, и то только тогда, когда есть реальная угроза жизни.

– А еще какие поводы?

– Второй повод ты уже знаешь: отловить для потехи. Это бои или стрельба по живым мишеням. Убийство ради удовольствия.

Лаврентий тут же вспомнил голоса тех двоих, в грязных ботинках, и его лапы от ужаса начали подрагивать.

Чтобы Лапушка этого не заметила, он прибавил шагу.

– А еще?

– В самых редких случаях они берут на передержку – забирают на время и ищут постоянного хозяина. На передержку попадают только милашки-одиночки, калеки с грустными, смиренными глазами или те, кто, как ты, удрал из дома. Если ты в стае – на это не рассчитывай, наших стай боятся все безумцы.

– Я был на передержке, – вспомнив про девушку, Лаврентий догадался о значении еще одного нового слова.

– Судя по всему, неудачно. Так чаще всего и бывает. Безумцы – зло. Помни об этом каждую минуту своей вольной жизни. Но мы можем использовать их зло в своих интересах.

– Это как?

– Чтобы добыть еду. Безумцы экономят на всем, чтобы из бедных стать богатыми. Они недоедают и недосыпают, чтобы потом заказывать в ресторанах или набирать в магазинах ненужной еды, которую выбрасывают в помойку.

– Зачем? – удивился Лаврентий и почувствовал, как заныл его пустой желудок.

В последний раз он ел в квартире девушки сухие хрустики с запахом мяса почти сутки назад.

Лапушка взглянула недоуменно:

– Потому что они безумцы! Если хочешь, сегодня пошляемся по городу, многое увидишь сам.

После этих слов подруга горделиво распушила свой мохнатый, похожий на рыжую елочку хвост и задрала к солнцу узкую мордочку.

Лаврентий, искоса на нее поглядывая, не мог налюбоваться – ему мучительно захотелось поймать для нее всех бабочек мира и спеть ей ту музыку, что вновь заиграла в его нутре.

Дойдя до валунов, они развернулись и пошли обратно в сторону причала.

– Как тебя звать-то, залетный? – озорно блеснули на солнце шоколадные глаза.

– Бабка называла Лаврентием.

– Странное имя для дворовой собаки.

– А тебя кто назвал Лапушкой?

– Не знаю, – шевельнула она своими острыми ушками и вздохнула. – Мать или отец, но я их не помню.

Лаврентий не знал, что такое «отец», но, понимая, что это, как «мать» и «мамка», кто-то тоже очень важный, принялся угадывать про себя значение еще одного нового слова.

– Неплохо бы позавтракать, – когда почти дошли до причала, сказала Лапушка.

– Пойдем шляться по городу? – предвкушая радостное приключение, взмахнул хвостом Лаврентий.

17

После поцелуя Агата резко отстранилась и вжалась в спинку кресла.

Поляков чувствовал – она готова была расплакаться.