Самоварова, хрустнув коленями (с тех пор как Регина подкинула ей ребенка, она еще ни разу не делала свою утреннюю йогу), присела на корточки и приняла сильную рыжую лапу в свою ладонь.
Подушечки лапы были стерты, из одной просачивалась сукровица.
У пса почти отсутствовала шея – по бокам морды были небольшие, характерные для собак бойцовых пород складочки. Над уголками глаз у переносицы стремились вверх, залезая на лоб, две черных стрелки – некое подобие вертикальных, столбиками разной ширины, бровей.
По экстерьеру он больше всего был похож на овчарку, только нетипичного окраса. У него была рыже-песочная короткая шерсть с въевшейся застарелой грязью на одном боку – вероятно, вырыв в земле ямку, пес сделал себе логово где-то в лесу, неподалеку.
– Ладно… Схожу за колбасой. Ты парень не промах, заслужил.
Зайдя в дом, она боялась найти там заходящегося в истерике мальчика, но Жора тихо сидел в комнате на полу.
Завидев ее, тут же вскочил:
– Лаврентий злой!
– Не злой. Он просто почувствовал фальшь, ведь ты по-прежнему его боишься.
Жора насупил брови и задышал быстрее. Он явно хотел сказать что-то еще.
– Я вернусь, и мы, если захочешь, договорим, – перед тем как пройти на кухню к холодильнику, деловито бросила Самоварова.
Покормив пса остатками буженины и дав ему облизать руки, она уже безо всякого страха глядела на дикого красавца в упор, и ей казалось, что в глубине его глаз серебрилась рябь далекого моря.
– Когда придешь в следующий раз, будь милосердней, дружок. У этого мальчика, поверь, тоже проблем хватает.
Насытившийся пес, забрав с собой море, повернулся к ней своим высоким аккуратным задом.
Победоносно задрав хвост, пошел вдоль забора прочь.
– Лаврентий рычал потому, что я рассказал Наташиной матери про пивас?
Ровно в десять вечера без напоминаний принявший душ Жора уже лежал в кровати.
Весь оставшийся вечер Самоварова, размышляя о генерале и тут же накидывая в ноут план действий, ждала от мальчика продолжения разговора, но он сначала демонстративно читал книгу, а потом, хмуро отказавшись от сэндвичей и выпив только чаю с печеньем, ушел гулять в сад.
Преодолевая желание вывести его на разговор, она все же решила дождаться первого шага от него.
– Нет, он рычал потому, что от тебя исходила энергия обиды, и она была сильнее, чем твое желание с ним подружиться. Почему ты обиделся на Наташу?
– Потому что они надо мной смеялись.
– И что же они говорили? – с неприятным холодком внутри поинтересовалась Варвара Сергеевна.
– Наташа сказала, что я ее ученик, а Пашка этот… он сказал, что мне ацки завидует, и засмеялся. И Наташа тоже засмеялась. Потом они говорили про музыку, и он сказал, что надо сгонять за пивасом. Я попросил купить мне банку колы, а Пашка сказал: «Бабок мало, обойдешься».
– И что ему ответила Наташа?
– Ничего. Она смотрела на меня вот так, – Жора изобразил на лице дурацкую, растянувшую его рот в клоунской гримасе улыбку. – А потом… я пошел к вам.
– Не пошел, а побежал. Думаю, Наташа скрывала смущение.
– И что такое смущение?
– Помнишь момент, когда Лаврентий ранним утром впервые заговорил с Лапушкой? Так вот, он смущался. Красота и дерзость Лапушки его очаровали, но он не знал, как вести себя с ней, чтобы не выглядеть при этом дураком. До встречи с ней у него не было опыта общения с противоположным полом. Когда живые, способные чувствовать существа сталкиваются с чем-то манящим, но неизвестным, они смущаются, и это вполне естественно. Особенно мужчины, – не сдержавшись, едва слышно добавила Самоварова.
– А если сталкиваются с неприятным и страшным?
– Тогда замирают или бегут.
Подумав, Жора кивнул:
– Но Лаврентий не такой страшный. Почему мне хочется убежать?
– Потому что в твоем подсознании сидит страх. Ты боишься реального Лаврентия, а его образ, живущий в нашем с тобой секретном пространстве, вызывает у тебя любопытство, и это хорошо.
– Раз хорошо, расскажи сегодня побольше, – укутавшись в одеяло, приказал Жора и уютно повернулся на бочок.
19
До города шли стаей.
В лазе осталась только Тиграна, ненадолго вышедшая справить нужду и сразу заползшая обратно.
– Почему мамка не пошла в город? – дождавшись, пока Рамзес и Гордей оторвутся и уйдут вперед, поинтересовался Лаврентий у Лапушки.
– Во-первых, у нее обострился давнишний артроз. Во-вторых, она держит наше место. Думаешь, мало желающих заполучить блатное жилье у самого моря?
– А кто эти желающие?
– Стаи-конкуренты. Обычно, по законам бродяжьего мира, мы друг друга не трогаем, но встречаются отморозки, пытающиеся захватить чужую территорию.
– И как же она сможет в одиночку их выгнать?
– Мамку уважают в нашем мире, даже отморозки боятся с ней связываться.
Лаврентий уже начал быстро схватывать значение не известных ему ранее слов и выражений, словно когда-то все, что говорила Лапушка, он хорошо знал, но почему-то забыл, а теперь в его голове стремительно таяла ледяная мерзлота.
Стая дошла до рынка, там они разъединились.
Рамзес пошел «бычить» к черному ходу крытого здания, внутри которого находились торговые ряды.