Собачий рай

Вспоминая это спустя год, Поляков понимал, что, когда они бесконечно долго смотрели друг на друга, в этом поединке взглядов не было ни выигравшего, ни проигравшего. Были лишь одни на двоих постыдные тайны, разрешавшие весь их длинный совместный путь. Не только его не бередившие душу измены, но и ее редкие, но искренние сердечные увлечения, обреченные на один и тот же финал, когда она безо всяких сомнений оставалась зачем-то с Поляковым.

Глядя на жену, он ожидал привычного – пустой трескотни, но Марта, положив букет на журнальный столик и взяв в руки фужер, спокойно и грустно спросила:

– Ты уже много лет не дарил мне цветы без повода. Что-то случилось?

21

Иногда в пространственно-временном континууме встречается сила, способная попрать реальность, – открыть надежные замки, пролететь над самыми высокими заборами и нарушить все известные законы физики.

Эти законы были непонятны Варваре Сергеевне, но в существовании этой силы, живущей по своим правилам, она не сомневалась.

Покойный назначил встречу в неизвестном ей городском кафе.

Зайдя в заведение, она почувствовала себя так, словно пришла голой: разряженные в обтягивающую черную кожу или чешуйчатые серебро и золото платья девицы глядели на нее оценивающе и свысока, а мужчины, коих было намного меньше, оскорбительно не замечали.

В заведении, как десятилетием ранее в недорогих кабаках, было накурено, душно и шумно.

Найдя единственный свободный столик на отшибе, она присела.

Откуда-то вдруг появился бокал шампанского, и Варвара Сергеевна, от косых взглядов робея, как школьница у доски, залпом его осушила.

Мужчина, показавшийся в проходе между столиками, был лишь отдаленно похож на покойного генерала: он был еще достаточно молод и, если бы в его лице – не в чертах, но в выражении – не сквозило нечто грубое и даже хищное, его можно было бы назвать красивым.

Светлые тонкие волосы были аккуратно и коротко подстрижены, широкий волевой лоб казался высеченным из гранита, бледное лицо и хорошо очерченные узкие сжатые губы. Осанка и беспристрастный взгляд серых глаз выдавали в нем офицера, хоть он и был в штатском, – на нем были популярные в начале девяностых небесно-голубые джинсы «Пирамида» и клетчатая фланелевая рубашка.

Подойдя к Варваре Сергеевне, он хозяйским жестом отодвинул стул и присел напротив.

– Я смотрю, вы уже тут освоились, – молодой Поляков кивнул на ее пустой фужер.

– Мне здесь неуютно, – призналась она. – Старовата я для такого балагана.

– Не напрашивайтесь на комплимент. Тому типу женщин, к какому вы относитесь, не подходит слово «старость».

– Зачем вы меня позвали?

– Потому что вы жаждете докопаться до сути, даже если бы вам за это не платили.

– Заблуждаетесь! – отрезала Самоварова. – Именно в силу возраста я, увы, давно не альтруистка. В чужом белье копаюсь только за приличные деньги.

– Вы все блуждаете. Все вам спокойно не живется. Не слишком удачная попытка спрятаться от своих страхов и комплексов за посредственным психиатром не принесла вам ни радости, ни душевного покоя.

У него в руке откуда-то взялся букет гелиотропа, и она вспомнила, что Антон Павлович Чехов обозначил причудливый оттенок цвета этого пахучего цветка словом «вдовий».

– Кстати, это вам! – Поляков протянул букет. – В продолжение нашего знакомства. – И без перехода добавил: – Наши тела поистрепались временем, а я, как глупый дятел, долбился в иллюзию.

– В иллюзию?

– Я думаю, вы отчасти меня понимаете.

– Не совсем.

– Ну как же… Вы любите летать с вашим брутальным полканом в невозвратном и пленительном прошлом. Воспоминания – вот единственная настоящая пища для людей зрелого возраста. Вроде и помирать еще рано, а жить уже нечем. И стремиться тоже не к чему. А я – тоскливый дятел. Я – дятел. Стук-стук молоточком по бревнышку. Стук-стук картишками по столу. Стук-стук в глухое, не знающее милосердия сердце. Стук-стук молоточком…

– Прекратите паясничать, я не в лучшей форме, чтобы вам оппонировать. У вас были шансы реализовать себя после выхода на пенсию: открыть свой бизнес, преподавать, консультировать. Сейчас каждый может найти возможность для самореализации.

– Не смешите. Развести деятельность ради деятельности? Я офицер, воин, а не торгаш. К тому же кто-то должен был содержать в порядке хозяйство и бумаги.

– А как насчет поддержать рублем семью?

В заведении стало необычайно оживленно: зашаркали по плиткам стульями, и на танцполе показались музыканты – пожилые виолончелист и скрипач и очень бледная, высокая и худая черноволосая девица с густо накрашенными глазами и сине-бордовым ртом.