Собибор / Послесловие

Вслед за Розенфельдом нашелся живший в Куйбышеве Ефим Литвиновский. Найти его помог упоминавшийся не раз на этих страницах писатель Валентин Томин (Уальд Романович Тальмант).

Печерский ощущал себя по отношению к ним отцом-командиром, всем, чем мог, помогал. Начиная с 1963 года каждые пять лет выжившие собиборовцы собирались у него дома. Приезжали с семьями. В 1983 году они праздновали 40-летие побега, в живых оставалось всего шесть человек. Как я уже говорил, сохранилась запись, где они поют, сидя за накрытым праздничным столом, песню, ту самую: “Все выше, и выше, и выше…”

Чужие среди своих

В течение нескольких лет Томин выяснял у Печерского подробности восстания в Собиборе, вел с ним обширную переписку и в конце концов в 1962 году подал в издательство “Молодая гвардия” заявку на книгу о его подвиге. В соавторстве с журналистом Александром Синельниковым. Они понимали, что документальное повествование с героями, имеющими исключительно еврейские имена, невозможно – пришлось их изменить. Но вряд ли они ожидали, что издательство будет спрашивать разрешение “органов” на упоминание фамилии организатора восстания.

“Издательство предполагает выпустить книгу В. Томина и А. Синельникова “Возвращение нежелательно”, посвященную восстанию заключенных в гитлеровском лагере смерти Собибор в октябре 1943 года, – писал главный редактор издательства ЦК ВЛКСМ “Молодая гвардия” В. Осипов в письме, адресованном председателю КГБ СССР товарищу В.Е. Семичастному. – Восстанием руководил советский офицер Александр Аронович Печерский, 1909 года рождения, проживающий в настоящее время в г. Ростове-на-Дону. Просим вас сообщить, не располагает ли Комитет гос. безопасности сведениями, вызывающими возражения против упоминания А.А. Печерского в книге”. Ответ за подписью генерал-майора Белоконева от 10 ноября 1962 года был лаконичен: “Возражений не имеется”.

Из любопытства погуглил, что за человек этот главный редактор Осипов и почему он был таким перестраховщиком. “Родился 10 июля 1932 в Москве в семье советского дипломата и разведчика О.Я. Осипова и врача Л.Л. Гаркиной, – говорится о нем в Википедии. – Русский”. Последнее слово меня насторожило и подвигло посредством еще одного клика выяснить, что подлинная фамилия отца редактора – Шифман. Номенклатурные евреи в те годы нередко старались скрыть свою национальность. К тому же Осипов – биограф Шолохова и вообще шолоховед, близость к русскому классику обязывала иметь беспримесное происхождение.

Отвлекусь и расскажу эпизод из более поздних времен. Моя добрая знакомая поэт Римма Казакова отвечала всем продекларированным ныне признакам русской идентичности: считала себя русской, не имела иных этнических предпочтений, ощущала солидарность с судьбой русского народа, наверняка была бы не против признания православия основой русской духовной культуры. В конце 1970-х годов ее поставили на высокий пост штатного секретаря Союза писателей СССР. Так она попала в компанию литературных генералов, слывших главными русскими патриотами. Римма считала себя там своей, да так оно и было, за малым исключением. Однажды она пожаловалась мне, что они никогда не брали ее с собой в Вешенскую, куда время от времени ездили на поклон к классику. Только по одной причине: в годы оттепели было опубликовано ее стихотворение с вызывающим названием “Дед мой похоронен на еврейском кладбище”, Шолохову это могло не понравиться.

В 1964 году повесть “Возвращение нежелательно” вышла в издательстве “Молодая гвардия”. В ростовских книжных магазинах ее сразу же раскупили, Печерский переживал, что ему экземпляр не достанется.

Каплей дегтя в бочку меда восторгов стало письмо израильтянина Моше Бахира с вопросом, почему в книге о лагере, созданном специально для уничтожения евреев, слово “еврей” не упоминается. “Главное состоит в том, что в войне, в борьбе с гитлеровскими палачами отдавали свои жизни разные народы и народности, и большой задачей книги являлось показать, что такое интернациональная дружба, – отвечал Печерский. – Книгу писали два автора (кстати, один из них – еврей), и авторы не считали главной задачей своей работы выделить этот подвиг только потому, что его совершили евреи, их цель – показать победу человека над зверем. И в этом я с ними согласен”.

Что это – искренний отлуп “иностранному товарищу”, который “не понимает”? Или просто общие слова, чтобы отстал? Но если прочитать письмо тогдашними глазами, глазами человека того времени, станет ясно, что это всего лишь самозащита. Печерский прекрасно понимал, что его переписка с заграницей перлюстрируется.