Собибор / Послесловие

И дальше, безо всякого перехода: “11 сентября 1960 года при исполнении служебных обязанностей в ночное время самовольно оставил стрелочный пост и при попытке хищения яблок в саду школы-интерната № 6 был ранен в левую ногу из ружья. Вследствие ранения был признан инвалидом 3 группы, ему была установлена пенсия 19 руб. 45 коп.”. Это в Собиборе можно было безнаказанно отнимать чужое, здесь же вышло иначе.

Несмотря на случившееся невезение, Куринный оказался (до определенного момента) одним из самых удачливых “травников”, ему до киевского процесса удалось избежать лагеря, хотя его, как и других из списка вахманов, искали все послевоенные годы. Ему так долго – 15 лет – удавалось скрываться еще и потому, что после службы в “органах” он уехал в далекую Калининградскую область, где устроился стрелочником на железную дорогу. По-видимому, ему был знаком опыт тех, кому в предвоенные годы удалось избежать большого террора, когда люди, которых неминуемо ждал арест, исчезали из дома, уезжали в глухомань и только благодаря этому выживали.

Самых опасных палачей, растворившихся на просторах огромной страны, как я уже говорил, продолжали искать после войны. Искали полицейских, причастных к расправе над “Молодой гвардией”. Заместителя начальника краснодонской полиции В. Подтынного (он изменил биографические данные и лейтенантом продолжил службу в Красной армии, был ранен, награжден орденами) опознали в 1959 году, а принимавшего участие в обысках, облавах и арестах краснодонских подпольщиков полицейского И. Мельникова, тоже мобилизованного в Красную армию и сумевшего скрыть прошлое, – только в 1965 году. Обоих приговорили к расстрелу.

Основой для поиска стала особая картотека оперативного учета разыскиваемых лиц – сотрудники гестапо, следователи, полицейские, бургомистры, старосты, руководители оккупационных учреждений и участники гитлеровских зверств. Одним из ее источников стали трофейные учетно-регистрационные материалы, как, например, те, что попали в руки Смерша в 1944 году в расположенной на территории Польши школе СС Травники, где прошли обучение около 5 тысяч вахманов СС. Наступление Красной армии было столь стремительным, что нацисты не успели вывезти или уничтожить документы, личные учетные карточки с фотографиями многих курсантов, распоряжения о направлении или переводе вахманов из лагеря в лагерь. 23 июля 1944 года Люблин и прилегающие к нему районы Восточной Польши, включая городок Травники, были освобождены, в руки Смерша попали многочисленные лагерные документы, которые потом много лет фигурировали в уголовных делах.

Первые из них рассматривались военными трибуналами летом и осенью 1944 года. Сразу захватили нескольких “травников”, служивших в лагерях. Некоторые из них, родом из Западной Украины, после ухода немцев рассчитывали укрыться в Польше. Однако после войны оттуда в СССР переселили до полумиллиона украинцев – в обмен на поляков, живших в Западной Украине. Все перемещенные из Польши украинцы подвергались особой проверке, в результате было выявлено много нацистских пособников.

Второй раз под суд

По данным исследователя Сергея Кудряшова, с 1944 по 1987 год в СССР состоялось свыше 140 процессов над лагерными охранниками. Думаю, их было значительно больше, а количество осужденных по ним, возможно, приближается к тысяче. Было как минимум две волны преследования бывших вахманов: одна – сразу после войны, вторая началась в 1960-е годы и завершилась в последние дни существования СССР. Некоторых судили по два, а то и по три раза.

Киевский процесс относился ко второй волне: большинство подсудимых на рубеже 1940-х – 1950-х годов уже были под судом. В тот раз кому-то из них вообще удалось скрыть свою службу в СС, как, например, Сергею Василенко, когда его судили в апреле 1945-го за то, что служил в охране концлагеря Штуттгоф. Василенко был опознан одним из военнопленных как полицейский, отбиравший у узников хлеб (им его кинула польская женщина), когда их в 1945-м переправляли из одного лагеря в другой. Василенко на том процессе дал показания, что до 1943 года сам был в лагере для военнопленных, после чего его направили на работу в Германию, где зачислили в полицию. Военный трибунал 1-й гвардейской танковой армии в составе трех гвардии майоров принял все за чистую монету, не вникая, чем полицейские отличались от вахманов СС, и назначил ему 10 лет за измену родине по статье 58–1 б Уголовного кодекса РСФСР. Через 10 лет после окончания войны он, как и многие другие его сослуживцы, оказался на свободе – работал в колхозе, награжден медалью на ВДНХ.