Собибор / Послесловие

Коржиков же вообще обращал внимание на “добровольность” изъятия ценностей: “Я один раз стоял на посту возле выхода из раздевалки, где проходили обреченные, направляясь к кассе сдавать ценности. Один человек нес кошелек с деньгами. Он остановился около меня и спросил, куда их, голых, ведут. Я ответил вопросом: “Что, не видишь, куда попал?” И попросил отдать мне деньги. Он отдал кошелек, в котором было 4 тысячи злотых. Денежное содержание нам выплачивали 13 злотых в месяц”.

Однажды Волошин “получил от своего офицера приказ пойти в распоряжение начальника штаба лагеря. Один немец взял нас, пять вахманов, и повел к ямам, куда бросали трупы удушенных людей. Здесь были 5 детей в возрасте от 3 до 5 лет, и немец приказал нам расстрелять их. Я выстрелил несколько выше ребенка и не убил его. Тогда немец рассердился и избил меня”. Участвовал в загонах евреев в газовые камеры, в расстрелах, но вот на детей рука не поднялась. Кстати, Волошин в марте 1943 года бежит к партизанам. Немецкие солдаты и офицеры даже полицейских батальонов и айнзатцгрупп могли отказываться от участия в расстрелах, просились на фронт, таких фактов отказа без последующего наказания известно много. А вот с коллаборационистами действительно сложнее: могли и расстрелять, во всяком случае “отказников” среди них практически не было.

Другие обвиняемые тоже вспоминали этот эпизод, но немного иначе. По словам Коржикова, Волошин пришел в барак со слезами и рассказал, что он сейчас был возле ямы с трупами, где производился расстрел, и что немец избил его за то, что стрелял и промахнулся.

Вообще все они были довольно-таки откровенны – как раз начал действовать Указ Президиума Верховного Совета СССР “Об отмене смертной казни” от 26 мая 1947 года. Думали – отменили навсегда, оказалось – на время. Но об этом позже.

Последнее слово

Все обвиняемые на киевском процессе как могли выгораживали себя. Все признали вину частично – в том, что участвовали в облавах на евреев, охраняли концлагеря и участвовали в выгрузке заключенных из вагонов, загоняли их в газовые камеры, но отрицали, что жестоко относились к заключенным и избивали их. Уверяли, что вахманы не могли уклониться от участия в расстрелах – немцы за это наказали бы. Василенко показывал, что лично застрелил 10–15 человек, Карплюк – 10, Куринной – 6, а Шульц – “только” 3. Он объяснял столь малое количество убитых им людей тем, что был старшим по званию и потому редко лично участвовал в загоне людей в газовые камеры. При этом Шульц не видел никакого противоречия со своим же признанием, что звание цугвахмана ему присвоили “за проявленное усердие”. Кстати, во время собиборского восстания Шульца в лагере не было, его поощрили экскурсией в Германию: “Летом 1943 г. меня в числе группы из десяти человек направили на экскурсию в Германию, ездили немцы уроженцы из Советского Союза. Поехали автобусом через Варшаву в Берлин и рассматривали там достопримечательности… Мы ездили в Берлин, Дрезден, Штутгарт и другие, также мы посещали сельскохозяйственные места. Я был на экскурсии целый месяц”.

Судя по протоколу судебного заседания, он оспаривал буквально каждое свидетельство против него, а таковых было немало: о том, как расхаживал с плеткой и подхлестывал заключенных, как раздавал команды другим вахманам. Защищал себя с большой изобретательностью, стараясь произвести на судей хорошее впечатление использованием коммунистической фразеологии. Называл себя случайно попавшим в беду, обещал “искупить содеянное честным трудом” (до суда работал инженером по труду и зарплате на лесокомбинате) и “общественной работой”. И вообще в суде он больше других использовал советские штампы: “Будучи советским человеком, я должен был даже в тех условиях найти выход. Но, очевидно, в тех условиях мое сознание еще не выросло до того, чтобы ценить честь дороже своей собственной жизни”. Заметьте, ни слова о чужих жизнях, отнятых им и с его участием, только о своей собственной.

В остальном же, судя по протоколу судебного заседания, подсудимые старались доказывать судьям обстоятельства, смягчающие их вину. Яков Карплюк: “Меня перевели из Собибора в Треблинку, потому что я украл костюм. Я думал при удобном случае переодеться в гражданский костюм и убежать из лагеря”. Михаил Горбачев в августе 1943 года бежал вместе с несколькими охранниками из Освенцима. Немцы подняли тревогу и всех задержали, какое-то время они были под арестом, а потом были отправлены охранять Бухенвальд. Алексей Говоров уверял суд, что пытался сбежать из вахманов, но был пойман и провел под арестом два месяца.