Собибор / Послесловие

Уже во время процесса заявил о себе третий свидетель, 88-летний на тот момент Алексей Вайцен, который, увидев в новостях репортаж о Демьянюке, опознал в нем бывшего охранника лагеря Собибор, запомнившегося ему, когда тот гнал заключенных на работы в лес. “Смотри, как заматерел, – сказал он, глядя на его фото в газете, Дмитрию Плоткину, уже упоминавшемуся на этих страницах. – В Собиборе он был молодым”. “Как только дед увидел фото Демьянюка в форме, узнал его “на 150 процентов”, – рассказал мне его внук Александр Вайцен. Почему он молчал, когда Демьянюка судили в Израиле и его дело широко освещалось, внук не знает: ну, может, не видел фото. Самого Алексея Ангеловича мне спросить не удалось, вскоре с ним случился инсульт.

Прокуратура Мюнхена обвинила бывшего вахмана в соучастии в убийстве 29 тысяч евреев в лагере Собибор (именно столько было убито за время его пребывания там). Защита напирала на отсутствие у военнопленного Демьянюка выбора, но суд этим доводам не внял, отметив, что у него была возможность, сбежав, уклониться от участия в геноциде – количество дезертиров среди “травников” было выше среднего, однако Демьянюка в их числе не оказалось.

Суд в Мюнхене принял сторону обвинения, посчитав, что раз Демьянюк служил охранником в Собиборе, он так или иначе виновен в пособничестве массовым убийствам, других задач у лагеря смерти не было. В 2011 году Демьянюк был приговорен, с учетом его возраста, к пяти годам тюрьмы. Последние несколько месяцев своей долгой жизни Демьянюк жил за государственный счет в одном из немецких домов для престарелых. Как и во все предыдущие 33 года судебных преследований, ни разу он не проронил ни слова, что жалеет о том, что произошло в Собиборе. Вдова и сын Демьянюка, решив, что он скончался безвременно, потребовали привлечь к ответственности пятерых врачей дома престарелых в баварском курортном местечке Бад Файльнбах, будто бы намеренно прописавших 91-летнему больному сильнодействующее болеутоляющее средство, якобы ему противопоказанное.

Свояки

Владимир Ломос и Григорий Черников, один 1921-го, второй 1920 года рождения, вместе предстали перед военным трибуналом Киевского военного округа 19 сентября 1950 года. Оба прошли Хелм, Травники, Освенцим и Бухенвальд, вместе оттуда бежали – при подходе американцев переоделись в гражданское и выдали себя за людей, насильно угнанных в Германию. Они подружились в Бухенвальде, так как “встречались с советскими девушками, которые работали недалеко от Бухенвальда у немецких кулаков. Это были родные сестры”. “Из лагеря нас не отпускали, но мы уходили из него украдкой, я сам за самоволку несколько раз сидел под арестом”. Впоследствии оба женились на этих самых сестрах. Вероятно, им было легче друг с другом, слишком много общих воспоминаний.

Ломос отрицал показания свидетеля Бровцева (все того же Бровцева), что он загонял людей в газовую камеру: “Это делали другие. Я только стоял на посту у газовых камер с задачей воспрепятствовать побегу заключенных при направлении их в газовые камеры”. Упирал на то, что после войны выдвинулся на руководящую работу, стал завскладом, “имел одни поощрения, никаких взысканий, а к 1 мая 1950 года получил денежную премию за хорошее оформление Ленинской комнаты”.

Черников, которого изобличали другие вахманы в участии в расстрелах заключенных в Треблинке, признавал лишь то, что охранял заключенных. Он все пытался перевести разговор на Бухенвальд, куда его потом отправили и где “содержались граждане всех национальностей, евреев там не было”. Возможно, именно по причине их отсутствия там он “как мог, помогал заключенным. Например, заключенные выносили из лагеря какие-то вещи и просили меня продать и купить им на эти деньги что-нибудь покушать. Я продавал эти вещи, покупал продукты питания и отдавал их по назначению”.

Об Освенциме, где тоже успел послужить, Черников говорил: “Немцев в лагере было немного и их, конечно, можно было перебить и освободить всех заключенных”. (Они могли бы да не сделали, а Печерский не мог бы, а сделал!) “Но это было невозможно, – продолжал давать показания Черников, – так как зачастую сами заключенные предавали вахманов немцам. Я помню случай, когда группа вахманов намеревалась перебить всех немцев и освободить заключенных, но кто-то из заключенных их предал, и все вахманы были расстреляны”. То, что он перевел стрелку на заключенных, звучит не очень правдоподобно, но относительно самого факта побега говорил правду. Согласно немецким документам, обнаруженным Питером Блэком, в июле 1943 года из Освенцима бежали 20 вахманов, их настигли, окружили, разоружили и часть из них расстреляли.

Обратная сила

Вероятно, подсудимые на киевском процессе так легко признавали свою вину (пусть и частично) и довольно-таки вольно себя вели на судебном заседании, потому что знали: по закону им грозило не более 15 лет лишения свободы, причем большинству из них – куда меньше. Представьте себе их реакцию на оглашенный 31 марта 1962 года приговор, которым все они были осуждены к смертной казни.