Соблазнить верную

Да что за странный тип? Как Вадим ни придет, тот в разных костюмах. В этот раз он облачился в наряд эпохи Позднего Возрождения: смокинг и рубашку с широкими манжетами, "волнистым" воротом и парик. рубаха со свисающими рукавами и расшитая жилетка – вид театрального актера раннего средневековья… "Что за театральная магия?" – с сарказмом думал драматург.

– Петр, при каждой нашей встрече вы появляетесь в разных образах, – с удивлением прокомментировал Вадим.

– Есть такое дело, – ухмыльнулся тот, втягивая в себя дым из толстой сигары.

– Это что значит? Демонстрируете моду от сегодняшнего дня до древности? В следующий раз меня встретите в тунике и мокасинах?

– Римских, что ль? – рассмеялся тот.

– Ну да.

– Нет. Я ведь тоже работник театра. Люблю смену декораций. Часто создаю себе некий антураж для вдохновения. Ты вернулся?

В глазах Меликова светилось надменное ликование, но Вадим это проигнорировал.

– Да. Ощутил на деле, что значит эффект «бумеранга», о котором ты говорил, – вздохнул Ковалев.

– Ну и как?

– Хреново. Лучше… если можно… дойти до триумфа… И дело с концом.

– Вадим Яковлевич, – издевательский тон собеседника заставил режиссера поднять виноватый взгляд, – куда пропал энтузиазм, уверенность в победе, желание, в конце концов?!

– Да устал я как-то, – сдавленно ответил тот. – Жутко устал! Ничего не хочется, кроме как выспаться…

– На том свете выспишься… – какое-то зловещее пророчество прозвучало в голосе мага. – А сейчас давай по делу. Она окрепла, как понимаю?

– Да… Я умираю, а она порхает. Да и вообще, я теперь будто безразличен Анне – она стала абсолютно холодной.

– Не переживай, гений, – коварно улыбнулся тот. – Любую защиту можно сломать. Её холодность – временное явление.

– Да что у нее может быть? Какая защита? Ходит, дура, в церковь, поклоны бьет, – из Вадима вырвался сдавленный крик.

– Так, угомонись! – монотонно скомандовал Петр.

Ковалев и сам чувствовал, что гнев стал для него привычным состоянием. Сплошная злоба, агрессия, порой даже ненависть. Но ему это нравилось: взлёты и падения позволяли ощущать жизнь всем нутром. Такое состояние помогает в рвении к цели, и Вадим знал, что вот-вот она будет у его ног. Стоп. Это, кажется, дежавю… Мысли о скорой победе все время вертелись у него в голове. Они казались одержимостью. Он стал замечать, насколько часто тряслись его руки, стиравшие пот со лба, выступающий от отчаяния, которое заставляло его нервничать до дрожи.

– Хм, интересно. Церковь – это, конечно, смешно, – Петр скривился, хотя на самом деле Вадим прочитал на его лице больше сожаления, чем иронии. – Но есть у них свои методы… работы… Верующие способны снимать негатив Причастием. Смывают ошибки Кровью… не своей, а Его Кровью. Ведь мое «дело» держится за грехи, за страсти, за пороки.

– Кого Его?

– Что?

– "Его Кровью"?

– Не разрешено мне Его имя называть, – Петр поднял указательный палец вверх, и Вадик понял, что речь о Боге. Надо бы в интернете посмотреть, что там за очищение Кровью.

– В любом случае всё это до первого греха, – махнул рукой Петя. – Даже греховной мысли. Но грех этот или мысль должны быть связаны с тобой. Наша задача спровоцировать этот грех. Вернее, твоя задача. А я уж помогу чем смогу.

– Она тоже колдунья? – вдруг осенило Вадима. – Кровью смывает? Вампирша, что ли?

Петя улыбнулся, но его ирония казалась весьма осторожной.

– Типа того, – загримасничал он. – Эти верующие все примаханные чуток… Считают нас плохими, а когда начинаешь на них духов наводить, так всегда есть грешок, за который можно зацепиться. И не один грешок, а целую гору. И часто за внешним смирением, которое они строят на лице, такое можно увидеть… что волосы на голове шевелятся от ужаса.

Артистичность, с которой все это говорилось, была мысленно оценена Ковалевым на уровне.

– Ты будешь продолжать это делать? Че ты уперся так? Тебе зачем это? – удивлялся Ковалев. – Мы идем к провалу, разве не видишь?

– Нет провала, есть слабая вера в себя. А ты верь, дурачок. Скоро будешь плоды пожинать. А я… у меня в любом случае выхода нет. Я и сам заинтересован.

– Объясни.

– Она слишком много знает и, как мне кажется, чувствует. Очевидно, раньше с блудом своим уже боролась. Нутром чую: этот грешок ходит за ней всю жизнь по пятам.

– Хочешь сказать, что до замужества она была шлюхой?

– Да кто знает? В этих церковных понятиях шлюха та, что имеет больше одного мужика. Меня больше беспокоит не это. А то, что внутри меня часто все жжет, наверное, когда она свечи ставит. О здравии, наверное, голубушка. Ничего. Я знаю, чем ответить.

– Подожди-ка! Это что, она и тебе возвращает? Приворот… или что это там?

– Я же сказал, – процедил нетерпеливо сквозь зубы Петр, – она Кровью смывает связь с грехом – обрывает поводок, на котором держатся мои духи. После этого они ко мне бегут, злые приходят, жалуются, спать не дают. Они ведь как собаки: дашь команду – выполняют. Не дашь – сидят и ждут. А если голодные – сожрать могут даже хозяина. А ты делай все, исходя из предчувствий. Тебе будут подсказывать, что да как.