«Соболь» оставляет след

— А трудящиеся это очень высоко оценили! — сказал Баскаков. Посмотрел на женщину и плотнее прижал ее руку. — Знаете, мне свойственна такая шутливая ерепень, не обращайте внимания, ладно? Это от некоторой зажатости... Я очень рад, что позвонили. Действительно — очень.

— Ну и хорошо. Мы сейчас...

Он остановился и осторожно развернул Елену Григорьевну к себе лицом.

— Мы сейчас пойдём в одно место и там посидим. Я не гурман и стараюсь держать форму, но три чашки кофе за день — маловато даже для такого аскета, как я. И надо отметить знакомство. Принято?

— Ну... Я не против.

— Тогда — вперёд и выше! Идёмте и улыбайтесь, поскольку жизнь прекрасна.

...Неестественно расталкивая страждущих попасть в кафе и по возможности ограждая Елену Григорьевну, Баскаков добрался до дверей, приоткрыв створку, бросил надутому швейцару:

— Вениамин Павлович предупредил? Нас двое.

— Да будто бы... Я спрошу, — зашевелился привратник.

— Не стоит беспокоиться, мы сами.

Спустились вниз, затем из вестибюля — направо. И уже в первом зале стало ясно, что сегодня — битком.

Баскаков посмотрел влево-вправо и увидел у стойки бара монументальную фигуру.

— Так, Лена, нам туда...

Метрдотель был на голову выше них и едва глянул сверху вниз, когда его окликнули.

— Вениамин Павлович, здравствуйте.

— Добрый вечер, мест нет.

Елена Григорьевна взглянула на Баскакова, а тот улыбнулся и тихо позвал:

— Веня...

Метр удивлённо всмотрелся в Баскакова, и привычная мина недоступной солидности на его лице дала трещину.

— Вот как, — он растерянно покивал головой. — Бывает, но редко... — затем обозрел Елену Григорьевну и улыбнулся. — Милости просим! Прошу за мной.

В следующем зале усадил за столик на двоих у стены, сам включил настольную лампу, забрал у соседей и подал меню. Потрепал по плечу Баскакова, опять улыбнулся Елене Григорьевне и, отойдя, остановил спешащего официанта.

— Столик на двоих, красивая женщина и серый костюм... Обслужи по люксу.

— Ладно...

Отойти официант не успел, его крепко придержали за локоть.

— Мои гости, ты понял? — спросил Вениамин Павлович. — Пусть Егоровна особые запасы потрясёт... И займись вплотную, твои столы другие обслужат.

«Девятка» вошла в поворот чересчур резво, её слегка занесло, и поспешно отвернувший слева «Запорожец» длинно засигналил.

— Что вопишь, дешёвка, лапоть, халява! — высунувшись в окошко, отозвался Бубусь. И покосился на соседа. — Ох, связался я с тобой...

— Кончай трёкать, не за так связался, — хмуро напомнил Гена. Он как-то совсем усох и сутулился больше обычного. — А застанем его?

— Всегда в норке, крыса... Я нарочно не звякнул, не любит, когда прямо к нему. Всегда свиданку назначает, чтоб прощупать что почему.

— А далеко ещё?

— До Вашингтона и направо... Не потей, приехали уже.

Взвизгнув тормозами, машина повернула, въехала в колодец двора и встала.

Гена открыл дверцу, но Бубусь спросил:

— Ты куда?

— Вместе пойдём.

— У тебя совсем крыша течёт? — Бубусь покрутил пальцем у виска. — Меня бы пустил, а с двумя и разговаривать не станет... Давай припас.

Гена посидел, тупо глядя перед собой, затем молча вынул из-под рубашки плоский пакетик.

— Кончай гноиться, не кину, — усмехнулся Бубусь, забирая пакет, и вышел.

Легко взбежав по обшарпанной лестнице на третий этаж, позвонил три раза у двери, обитой металлом. Спустя какое-то время из-за двери спросили:

— Кого надо?

— Я от Ашота Суреновича, записку привёз.

Погремев засовами, дверь открыл низкорослый человек в старой тюбетейке на лысой голове, сказал укоризненно:

— Я всегда прошу сначала звонить. Существует порядок.

— Значит, с меня процент сверху, — предложил Бубусь. — Здесь станем базарить?

Человек в тюбетейке выглянул на лестницу и вернулся обратно,

— Хорошо, проходите. Но я ограничен временем.

Когда Елена Григорьевна смеялась, лицо становилось совсем молодым, и вообще она сейчас мало походила на печальную женщину в поезде.

А Вениамин Павлович явно подпал под её обаяние, и Баскаков с удовольствием наблюдал за обоими.

— ...Ему говорят: оценка снижена за нечистый выход из сальто в замок... А он в скандал: выход был — класс, это у ловитора скользкие руки, этот нижний алкаш, весь дрожит, я с ним работать не могу! А нижний-то я... А ещё Аркашке арбуз бросил.

— Какой арбуз? — прыснула Елена Григорьевна. — Просто арбуз?

— Если б просто... Он в конце номера должен был мяч бросать. А Аркашка у него одну девочку... Ну, словом, подъел его Аркашка. Так вот, они работают, Андрей кричит: «Ап!» — и тот ловит. Солёный арбуз, вот такущий, только сок зашипел во все стороны! Зрители — наповал, а Аркашке только улыбаться, хотя вся рожа заляпана..,

— Да, вы, оказывается, ещё и хулиган, — с ласковой усмешкой посмотрела она на Баскакова.

— Это всё в прошлом, в училище давно было. Затем я резко переквалифицировался.

— В кого?

— В нынешнее качество, — Баскаков мельком глянул на метрдотеля, и тот понял предостережение. — Он ещё порасскажет, поразоблачает меня... А я ненадолго отлучусь позвонить.

— Возьми ключи от директорского, — полез в карман Вениамин Павлович. — Только сейф не ковыряй и со стола ничего не стащи.

— Спасибо, что напомнил.