«Соболь» оставляет след

В тесном кабинете присел к телефону, набрал номер, подождал.

— Мама? Всё в порядке, я в кругу сугубо ответственных лиц, пьём боржом и кефир, чтим моральный кодекс... Хорошо, помню. А ты возьми записную книжку и прочти телефон Алексея. Жду.

В нетерпении барабаня пальцами по настольному стеклу, успел разглядеть под ним томную красотку в приблизительном купальнике.

— Как? Нет, этот я знаю, он сменился, ниже прочти... Сорок восемь? Спасибо... Да, позвоню, не волнуйся. Все!

Нажал рычаг, быстро набрал номер снова.

— Алло. Алексей? Ф-фу, отлегло... Здравствуй. Боялся не застать... Сегодня. Честное слово, сегодня! Леша, тут, понимаешь, образовалось такое, что, может быть, стану просить об укрытии...

Ночью жара-таки разразилась грозой, опустевшие улицы шумно прополаскивал ливень.

За открытой балконной дверью протяжное глухое ворчание в очередной раз разразилось гулкими ударами грома, слепящая вспышка ярко высветила окна в доме напротив.

Горящий торшер кругом света захватывал голову медвежьей шкуры на полу, блестели белые клыки и навсегда раскрытые стеклянные глаза.

— Дай мне сигарету, — попросила Елена.

Завернувшись в простыню, она сидела, прислонившись к стене. Баскаков потряс пачку, выудил сигарету, протянул.

— Последняя...

И поднёс прикурить.

— Спасибо. Роскошное жильё... То есть обычная квартира, но выглядит шикарно, каждая вещь и на месте, и со вкусом.

— Каков хозяин, такое жильё. Другого такого не знаю, хотя многие считают, не от мира сего. В городе редко — то в лес умотает, то в горы... Бродит, охотится. Вот таких зверюшек привозит.

— Ты его тоже с циркового училища знаешь?

— Не-ет... Алексей — литератор. Что-то пишет, куда-то сдаёт. А я училище кончил и вскоре с цирком завязал... Были обстоятельства,

— И кто теперь?

Баскаков посмотрел в потолок.

— Изыскатель... Что-то вроде этого.

— А путь и далёк, и долог, и нельзя повернуть назад, да? Помню, в детстве пели песню про геологов.

— Назад нельзя, это точно, — он приподнялся на локте. — Эй, эй! Это ведь последняя. Дай хоть по-цыгански покурить...

— Как это?

— Вот так: дохни... — он открыл рот.

Засмеявшись, Елена затянулась, пустила ему в рот струю дыма, и Баскаков изобразил блаженство на лице.

— Ещё?

— Конечно...

Она затянулась, нагнулась к нему, он обнял её и привлёк к себе...

Баскаков открыл глаза и, когда звонок повторился, резко сел на тахте.

— Кто это? — спросила Елена. — Хозяин?

— Нет, Алексей бы сначала по телефону... Я посмотрю, — он пошёл к двери. — Сюда никто не войдёт, не бойся... Там в ванной халаты есть.

Пока шёл в прихожую, позвонили ещё раз.

Он открыл, за дверью стоял Певцов.

— Привет!

— Приве-ет... Как это ты меня?

— Ты же матери звонил, телефон сюда спрашивал... Остальное дело техники. Можно войти?

— Ну, давай... Нет, сюда, на кухню, — направил Баскаков и прошёл следом. — А я думал, ты мне товарищ.

— Я тебе друг, кретин! — сел у стола и поставил кейс рядом Певцов. — Запросто мог вчера отловить, а ждал до утра... Причём сначала заехал к мамане, нашёл в куртке корочки, вот, — он положил на стол удостоверение. — А потом смотал к нам за сбруей. — Щёлкнул кейс, и на стол легла кобура с пистолетом. — Поясню кратко: шеф велел найти, чтоб возглавил расследование. Ограбили отставного генерала на Фрунзенской, хозяин умер в подсобке с пробкой во рту, кроме прочего, взяли два ствола. Теперь моя легенда... Я тебя вызвонил ещё там, на отдыхе, и ты отзывчиво прилетел утром, хотя билет был на вечер. Начальство будет довольно. За всё с тебя чашка кофе и бутерброд.

— Ладно, спасибо, Игорь, — оценил Баскаков. — Сейчас накину одежку.

— Да уж хватит в плавках бегать, Аполлон!

Оставшись один, Певцов оглядел кухню, открыв холодильник, присел перед ним, достал огурец и, откусив, сел на место.

Вошла Елена в большом не по росту халате.

— Извините... Здравствуйте. Я думала, Андрей здесь.

— Он... вышел. Здравствуйте, — Певцов посмотрел на кобуру на столе, и она глядела туда же.

Певцов встал, наклонил голову с чётким подбородком:

— Певцов Игорь... Игорь Васильевич. Я товарищ Андрея по службе.

— В таких случаях принято говорить «очень приятно». Меня зовут Елена Григорьевна.

Баскаков появился с пиджаком под мышкой, застёгивая манжет на рукаве, сразу всё понял и не стал ничего объяснять. Навесил оружие, закрепил ремешок, натянул пиджак.

— Лена, нам всем, если можно, кофе... И что-нибудь пожевать типа бутербродов. Мы пока выйдем, чтобы не мешать, а ты позовёшь.

— Хорошо, я позову.

Оба вышли, а она, сложив руки на груди, ещё постояла, глядя на дверь, а затем начала хозяйничать.

Он разгуливал по квартире, словно примеривающийся к обмену клиент, и, хорошо зная эту манеру, Певцов молча ждал за письменным столом.

Вернувшись в большую комнату, Баскаков постоял перед стеной с фотографиями и, глядя на ту, где Гриднев был запечатлён в кругу смеющихся солдат, спросил не оборачиваясь:

— Всё отработано тщательно?

— Да, и следов никаких... Знаешь, они его заперли, а нитроглицерин оставили. Но руки были связаны, вот в чём дело... Хотя пробирка лежала открытая. Может, собственноручно давали?