Собор

Унылым был этот сговор. Без лишних слов ужинали старшие. Шпачиха, эта вчерашняя буянка, сидела принаряженная, тихонькая, как святая. Сегодня она только пригубила рюмочку, поднесла к поджатым губам и тотчас же отставила подальше: не употребляет. Владимир Изотович изредка скучновато перекидывался словом с Семой-шабашником, каким-то образом очутившимся рядом, то есть как бы в роли свадебного дружка, хотя никто его на такую роль и не приглашал. По-рабочему основательно опустошали тарелки сыновья Владычихи, Владыка Мусий и Ладимар Владыка, оба с горячей работы, из прокатного: они даже переодеться не успели, возвращаясь с завода, просто завернули сюда, чтобы поужинать, не утруждать дома жен. Обручение здесь или развод или еще что, а поужинать после прокатки можно, — и они уплетали молча, подчистую сметали все, что перед ними появлялось. Потом один из них, основательно подкрепившись, заметил, что кухня здесь не хуже, чем в заводском профилактории.

Орлянченко Ромчик, почему-то явившийся на вечер в черных очках, будто его ослепляло солнце, теперь, демонстрируя хорошие манеры, работал вилкой и ножом, расположившись в конце стола вместе с компанией патлатых своих приятелей, которых вообще никто сюда не звал, — по собственной инициативе пригласил их Ромчик на эту невеселую помолвку. Не снимая и за столом свои гангстерские очки, Ромчик время от времени отпускал что-то смешное приятелям, а они в ответ, не совсем соблюдая приличия, прыскали в кулаки. Потом Орлянченко стал хвастать, что он теперь на своем заводе ударник производства, и, возможно, получит в премию туристскую путевку в одну из дружественных стран, и тут же рассказал, как один их заводчанин ездил в Прагу и какой там с ним вроде бы приключился случай. Поскольку дома он привык нарушать, никогда не соблюдал правил уличного движения, то и там, в гостях, он будто бы перешел улицу в недозволенном месте и поскорее нырнул в толпу, однако товарищ полициант, догнав, его по-дружески огрел резиновой дубинкой так, что почтенный турист аж присел, съеженно оглянулся: за что, мол? И вот тут страж тамошнего порядка сразу догадался, что перед ним гость, человек приезжий, снял фуражку и извинился. Но турист наш домой вернулся с условным рефлексом: как перехожу улицу, говорит, еще и сейчас мурашки по спине бегают!.. История была не совсем уместная и неведомо зачем рассказана, но и ее выслушали. Ромчик Орлянченко в этот вечер был в ударе, чувствовал себя привольно, поскольку родители его сюда не явились, не было и слепого танкиста, с которым Катратый еще днем договаривался, что тот придет со своим баяном. Вместо музыканта пришла жена его Наталка, а о Косте выдумала, видно, на ходу: баян неисправный (хотя днем об этой неисправности не было и речи).

Наталка, конечно, мгновенно очутилась за столом, как только Володька кивнул ей, приглашая, хотя при этом он с легким укором заметил:

— Не годится, Наталка, без мужа… Вроде соломенная вдова…

«Соломенная вдова» ответила, что вряд ли можно скучать среди таких кавалеров, и взглянула в сторону Ромчиковых приятелей, которые никого, кажется, не собирались развлекать, наоборот, сами ждали развлечений. Орлянченко исчерпал свой репертуар, и снова становилось скучно. Хруст еды, постукивание вилок, и даже слышно было, как ежи посапывают в саду, выйдя на ночную ловлю. Танкиста с баяном явно тут не хватало; была бы его музыка, может, хоть она бы развеяла общую неловкость, скованность, какую-то неполноту этого… сговора, помолвки, или бес его знает, что оно тут и происходило.

Лобода, почувствовав настроение масс, попросил Ромчика организовать что-нибудь «в смысле музыки», — хозяин двора, дескать, радиолы не держит, транзисторами не забавляется. Поскольку представился удобный повод уйти, Ромчик охотно откликнулся, сказал, что транзистор для него не проблема, встал из-за стола и, поддернув свои плотные, вытертые сзади добела техасы, расхлябанно потащился к калитке. За Орлянченко потянулись и его дружки, которым сегодня так повезло — вместо ресторана удалось у деда попировать на дармовщинку. Слышно было, как на улице эта братия дружно, сыто заржала.

Без Орлянченко за столом стало еще скучнее. И не пилось, и не елось, приуныла даже Наталка. Но встать да уйти, по примеру длинноволосых, тоже было бы невежливо, неучтиво. Не годится обычай ломать. Могла бы, конечно, вниманием стола завладеть Шпачиха, сумела бы воздать надлежащую хвалу невесте, но и квартальная, будучи особой деликатной, сдерживала себя, вместе с другими старухами лишь изредка, украдкой, окидывала глазом эту строгую избранницу Лободы, ее густо смуглое, привлекательное, с тонкими чертами лицо. Ровный нос, тугенькие губы, необычный, с прозеленью цвет глаз… Только непроницаемым было это грустное юное лицо, ничем не выдавало, что там клокочет в душе.

Вместо Орлянченко, обещавшего музыку, вскоре явился, хлопнув калиткой, один из его патлатых дружков, подошел к Ельке, нагнулся к ее плечу:

— Вас там зовут.

Она встрепенулась:

— Кто?

— Один знакомый.

Лобода насупился: