— Место... главного военного инженера.
— И ты показал турецкому шпиону рисунки Леонардо?
— Да.
— И сказал ему, что они твои?
— Да.
— Стало быть, ты предатель, не так ли?
— Я флорентиец, — сказал Зороастро.
— Мы почти закончили, — проговорил калиф. — Но позволь задать тебе ещё пару вопросов. Расскажи своему другу Леонардо о Джиневре.
— Джиневре?.. — переспросил Леонардо. — Она умерла. Всё это — дело прошлое.
— Скажи им, — велел калиф Зороастро.
И тут, как по волшебству, Зороастро пришёл в себя.
— Леонардо, — сказал он, — прости...
— Простить тебя? За что?
— За ту боль, что я причинил тебе.
— Зороастро, какое отношение имеет Джиневра ко всему этому? — Леонардо взмахом руки указал на колыбель, в которую был заключён его друг.
Зороастро опустил глаза.
— Я был на жалованье у Николини.
— Что?! — потрясённо выговорил Леонардо.
— Я следил за тобой и Джиневрой. Я сообщал ему о ваших свиданиях. Я говорил ему, что ты намереваешься сделать.
— Ты убил её, Зороастро, — сказал Леонардо, отворачиваясь в гневе, и отвращении. Он не мог смотреть на друга.
— Леонардо, я на пороге смерти. Ты должен простить меня.
— Почему ты помог Николини отнять у меня Джиневру? — спросил Леонардо. Он содрогнулся, вспомнив, как она лежала на кровати — нагая, осквернённая, с перерезанным горлом и разбитым, распухшим лицом. Вспомнил, как давил глаза бандитов... тех, кто пришёл ограбить дом Николини, кто изнасиловал и убил Джиневру. Не будь Джиневра женой сторонника Пацци, сегодня она была бы жива. — Почему, Зороастро? Почему ты предал меня?
— Я запутался в долгах. Мне угрожали... моей семье...
— Как это могло случиться? Я достаточно платил тебе.
Зороастро покачал головой.
— Это не важно. Важно другое, Леонардо. Когда я расплатился с долгами, я постарался помочь тебе против Николини. Возместить вред, который причинил. Я ничего не рассказывал ему о твоих встречах с Джиневрой у Симонетты. Я старался помочь... Я...
Леонардо отступил, словно его оттолкнули, словно не мог стоять рядом с источником этих слов; и сейчас ему чудилось, что сами слова, сами звуки — каждый скрип и хрип, шорох и шёпот — были снарядами, разрывались, отдирая члены Зороастро от его тела, и само время замедлилось, чтобы продлить эту муку. Зороастро смотрел в упор на Леонардо, будто всё сознание и боль пылающими лучами исходили из его глаз, сосудов души; он сжигал Леонардо и истощал себя.
— Итак, ты осудил его, — сказал калиф.
И прежде чем Леонардо успел сказать хоть слово, люди калифа вздёрнули колыбель.
Раскачиваясь, она плыла вверх.
Зороастро даже не кричал от боли — только хрипел.
— Нет! — закричал Леонардо, пытаясь остановить палачей, но опоздал.
— Yalla, — сказал калиф, что означало «продолжайте», и клетка упала, насадив Зороастро на железные прутья.
Куан успел повиснуть на Леонардо, который бросился было на калифа.
Сандро молился. Многими годами позже он скажет Леонардо, что именно тогда решил стать монахом; этот миг отпечатался в его судьбе и обрёк его в будущем следовать за безумным отцом Савонаролой[120].
А Леонардо ушёл, погрузился в себя. Видения Джиневры, убитой в собственном доме, метались и полыхали во тьме памяти.
Он молился об уничтожении и крови, однако плакал по Зороастро. И нарисованные ангелы улыбались, глядя сверху, как работают машины судьбы.
В тот же день, позднее, двое темнокожих рабов опускали Зороастро в пахнущую глиной землю. Внезапный пушечный залп напугал их, заставив бросить грубо сколоченные носилки и завёрнутое в муслин тело прямо в могилу. Сандро, молившийся за бессмертную душу Зороастро, тоже вздрогнул. Он прикрикнул на рабов, но они, не обращая на него внимания, начали методично забрасывать могилу камнями и грязью.
— Пузырёк, они не понимают тебя, — тихо, почти шёпотом сказал Леонардо.
Раздался ещё один залп, за ним — почти без перерыва — последовали другие.
— Довольно молиться, — сказал Леонардо, хотя сам не проронил и слезинки по Зороастро; он был сух, как песок пустыни, по которому шла армия калифа в Замок Орла.
— Я закончил— Сандро смотрел на замок.
Ещё один залп.
— Нам лучше вернуться в замок, — заметил Сандро и, перекрестившись, бросил последний взгляд на могилу. — Держу пари, калиф будет искать тебя.
— С чего бы это ему меня искать? — спросил Леонардо.
— Чтобы представить своим евнухам.
Леонардо заметил, что младший из могильщиков торопливо отвёл глаза, тем самым выдавая себя.
— Сандро, кажется, эти... осведомители понимают, что ты говоришь.
Лицо Сандро залилось краской; но, когда они отошли подальше от рабов, Леонардо опять спросил, зачем он мог понадобиться калифу.
— Потому что пушки — твоё изобретение.
— И что?
— Думаешь, мамлюк с горячей кровью станет уважать подобное изобретение? Такие машины могут прийтись по нраву лишь кастрату, но никак не настоящему мужчине.
И Леонардо услышал в этих словах гнев, владеющий его другом.
— Пойду-ка я поищу Америго, — сказал Сандро. — Может быть, его горячка уже спала.