Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972

Воспитан в духе жадной простоты
с ее необходимостью железной,
я трачу на съедобное, полезное,
а Таня любит покупать цветы.

Цветок — он что? Живет не больше дня,

от силы два. А после он завянет.
Но Таня молча слушает меня —
любить цветы она не перестанет.

Вдруг тень ее мелькает на стене.

Вдруг на столе горячий светик вспыхнет.
И что-то засветилося во мне:
цветок, цветок, цветок пришел ко мне —
на малое великое подвигнет.

«Сласть власти не имеет власти…»

Сласть власти не имеет власти
над власть имущими, всеми подряд.
Теперь, когда объявят: «Слазьте!» —
слезают и благодарят.

Теперь не каторга и ссылка,

куда раз в год одна посылка,
а сохраняемая дача,
в энциклопедии — столбцы,
и можно, о судьбе судача,
выращивать хоть огурцы.

А власть — не так она сладка

седьмой десяток разменявшим.
Ненашим угоди и нашим,
солги, сообрази, слукавь.
Устал тот ветер, что листал
страницы мировой истории.

Какой-то перерыв настал,

словно антракт в консерватории.
Мелодий — нет. Гармоний — нет.
Все устремляются в буфет.

ОБОИ

Я в этот сельский дом заеду,
как уж не раз случалось мне,
и прошлогоднюю газету
найду — обоем — на стене.

Как новость преобразовалась!

Когда-то юная была
и жизнью интересовалась,
а ныне на стену пошла.

Приклеена или прибита,

как ни устроили ее,
она пошла на службу быта
без перехода в бытие.

Ее захваты и поджоги,

случившиеся год назад,
уже не вызывают шоки,
смешат скорее, чем страшат.

Совсем недавно было это:

горит поджог, вопит захват.
Захлебываясь, газеты
об этом правду говорят.

Но уши мира — привыкают,

и очи мира — устают,
и вот уже не развлекают
былые правды их уют,

и вот уже к стене тесовой

или какой другой любой
приклеен мир, когда-то новый,
а ныне годный на обой.

«Деревня, а по сути дела — весь…»

Деревня, а по сути дела — весь.
История не проходила здесь.
Не то двадцатый век, не то двадцатый
до Рождества Христова, и стрельчатый
готический седой сосновый бор
гудит с тех пор и до сих пор.

Не то двадцатый век, не то второй.

Забытая старинною игрой
в историю
                  извечная избенка
и тихий безнадежный плач ребенка.
Земля и небо. Между — человек.
Деталей нет. Невесть который век.

«Плохие времена тем хороши…»