Собрание сочинений. Том 1. Лирические произведения

Когда перед звездой,
мерцающею скупо,
чернеет золотой
Исаакиевский купол

и властвуют одни

кронштейны с фонарями, —
я выхожу к Неве,
к дворцовой панораме…

Но пушкинской строфой

тут все уже воспето:
громады темные
вдоль Невского проспекта,

тень золотой иглы,

секиры на ограде…
И что сказать еще
о спящем Ленинграде?

На Троицком мосту

он виден в небе мглистом,
как прошлого корабль,
как будущего пристань…

Что город думает?

О чем его забота?
Как сон? Как дышит грудь
Балтийского завода?

О чем задумались

четыре исполина,
что держат Эрмитаж
на онемевших спинах?

О белой женщине

на набережной сонной,
сидящей под ночной
ростральною колонной?

Что Невский говорит,

кварталы удлиняя?
Не снится ли ему
Дорога Ледяная?

Растаяла?.. Но сон

тревожит мостовую —
проспекту не забыть
подругу фронтовую…

А не болят ли в ночь

под вывеской нарядов
заделанные швы
пробоин от снарядов?

Три раза бьют часы

на каланче старинной.
Что чувствуют сейчас
зеркальные витрины?

Опять мешки с песком

блокадные им снятся,
хотя у кренделей
пирожные теснятся…

А булки думают

о том, что были б рады
испечься не теперь,
а в голый год блокады.

На набережной — тишь…

Не отрывая взора,
как набожный, стою
у крейсера «Аврора».

Что снится кораблю?

Да тема сна все та же —
скучает о своем
октябрьском экипаже.

Пороховым нутром,

сердцами пушек старых
грустит о моряках,
о красных комиссарах…

А как мои шаги?

Вокруг домов и мимо?
И рядом снова нет
шагов моей любимой?

Но город будто мне:

«Отчаиваться рано.
И у меня была
здесь на асфальте рана…»

Светлеешь, Ленинград?

Цветы росой намокли.
Я здесь не делегат,
и не турист с биноклем,

и не знаток стекла,

картин или жемчужин.
Я просто человек,
которому ты нужен.

И ты — как человек,

готовым и за полночь
всей красотой своей
прийти ко мне на помощь,

великой красотой

хлебнувших горя улиц,
светлеющих от крыш,
где статуи проснулись.

Кариатиды