Собрание сочинений (Том 2)

- Какой ты странный, Андрюша, - говорит Юлька. - Им же нужно получить биографии кандидатов.

- Они не умрут, если получат биографии послезавтра.

Роли после свадьбы переменились, теперь командует Андрей, а Юлька слушается, хотя и не без протеста.

- Завтра ты будешь со мной. Я тоже избиратель. Почему открыто горло? Простудишься. Дай я поправлю.

Они идут к автобусной остановке, под большими вязами, под снегопадом. Белеют пустые бульварные скамьи. Юлька рассказывает Андрею, что с нею случилось за день, и он, склонив к ней голову, слушает ее...

И ночью снег идет, и днем. Весь белый стал больничный сад... В палате на койке сидит Геннадий в байковом халате внакидку и, задумавшись, трубочкой сложив губы, смотрит на белое окно, на сплетение белых ветвей за окном.

Почти два месяца прошло с того дня, как он прибежал, загнанный, к порогу родного дома и рухнул у этого порога, успев позвонить - известить о своем приходе.

Теряя сознание, он слышал крик матери, потом голос отца. Потом они оба, отец и мать, подняли его и понесли, и положили, - это было последнее, что он тогда сознавал. Очнулся в больнице...

Сейчас он сидел желтый, нечесаный, плохо побритый, на его длинной шее выросли сзади две некрасивые косички. Стал нелюдим: другие выздоравливающие играли в домино, рассказывали анекдоты, гуляли по палатам, - он держался особняком. Миловидные сестры, нежно посматривающие на интересного больного, потеряли надежду привлечь его внимание; Зинаиде Ивановне нет смысла ревновать. Впервые в жизни ему хотелось быть одному для того, чтобы думать.

Если бы он умер - что мог бы перед смертью рассказать о своей жизни? Нечего рассказывать. Все ерунда какая-то. А в конце - три уродливых, страшных рыла и карлик-убийца под дождем... Бред. И в болезни ему виделись эти рыла и карлик с зонтиком, похожий на черный гриб.

Они арестованы, говорит мать. Матери он сказал все. Она сказала отцу. Отец ничего не говорит; поседел сильно; придет и сидит молча, и часто выходит покурить. И у матери показалась седина, в прошлую встречу Геннадий заметил и сказал ей. Она провела рукой по своим подстриженным волосам, заложила прядку за ухо и сказала: "Наплевать!" А у него сжалось сердце. Он взял ее маленькую крепкую руку, поцеловал и заплакал, - они были вдвоем.

- Ну, поплачь. Ну, поплачь. Слабенький стал... - шептала она, быстрыми движениями гладя и прижимая к груди его голову. И у самой лицо было залито слезами...

Она говорила с прокурором. Суд над Цыцаркиным, Изумрудовым и их сообщниками будет, вероятно, в январе. Прокурор сказал - Геннадия вызовут в качестве свидетеля... Но могут и посадить, если поверят Цыцаркину, Изумрудову и Малютке, что Геннадий участвовал в их преступлениях. К этому Геннадий внутренне готов.

Он думает, думает... Передумывает все, что может быть, и все, что было. Знакомые лица вдруг по-необычному предстают перед ним, и он всматривается в них с удивлением...

Зина, например. С утра она появляется возле его койки вооруженная градусником, шприцем, мензуркой с лекарством, безответно выносящая его капризы и грубости, дрожащая за его жизнь, - похоже, ни дня не отдохнула Зина за эти два месяца, - что же такое Зина, что такое Зинина привязанность, какое он на эту привязанность имеет право?..

Юлька приходит, сестра. Ему по-прежнему не о чем говорить с нею, говорит она - о своих делах, об его здоровье, - и при этом на глазах у нее слезы, а в упрямой складке ее губ он читает: "Геня, мне тебя ужасно жалко, ужасно; но я все равно была права. Все равно тебя надо было выгнать. Если ты опять начнешь то же самое, я опять скажу, что тебя надо выгнать". И Геннадий больше не обижается, с угрюмой усмешкой он опускает голову перед Юлькиной непримиримостью...

Мать бывала у него каждый день; отец - всякий раз, как приезжал из рейса. И Андрей заходил вместе с Юлькой, и тетка Евфалия, и Марья Федоровна Акиндинова заглянула однажды.

Наведывались приятели - он принимал их сухо, их неумные и несмешные остроты сердили его: острят, как нанятые; тут у человека жизнь зашла в тупик!..

Лариса и Саша не проведали его ни разу, не передали привета, ничего.

О Ларисе он не думал: нашла себе новое счастье - ну и слава богу... Но Сашу как-то увидел во сне. Содержание сна забыл, едва проснулся, но осталось впечатление, он взволновался и попросил Зину, чтобы Саша пришел. Саша не спешил откликнуться на приглашение, пришлось, должно быть, Зине поуговаривать и поплакать, а когда он появился, Геннадий испытал только неловкость - впечатление от сна уже сгладилось... В белом больничном халате, туго напяленном на плечи поверх пиджака, высокий, возмужавший, Саша показался Геннадию богатырем; а новое, затаенно-счастливое ("с чего бы?..") выражение его лица было неуместно. Впрочем, это выражение исчезло, едва Саша увидел Геннадия.

- А, здорово, - пробормотал Геннадий.

- Здравствуйте, - явно через силу сказал Саша.

- Садись, - Геннадий кивнул на табуретку. Саша неловко сел. Руку не протянул ни один.

- Как ты там? - спросил Геннадий после паузы.

- Да так. По-старому. А вы как?

- Да ничего.

- Поправляетесь?

- Угу.