Собрание сочинений (Том 2)

- Черт знает что, - сказал астроном. - Когда я приехал, у вас было не без странностей, но пристойно, многое даже трогательно. Дождусь затмения и ну вас, на другой же день меня здесь не будет. Хорошо, я ее спрячу. От кого надо прятать?

- От всех.

- Хорошо. Если кто-нибудь придет, я спрячу ее в телескоп.

- Надо перевязать ей раны, - сказал Анс.

И они принялись перевязывать раны дурнушке, и лучистая звезда смотрела на них в окно.

СТРАНСТВИЕ

На скрещении дорог мать прощалась с Ансом.

- Может, останешься? Может, не уйдешь?

- Нельзя, мать. Людям в глаза совестно будет смотреть.

- Тебе-то почему совестно? Ты не виноват!

- Что ты, не виноват! Часовщик обязан думать о времени. А я только о любви своей думал.

- Пускаешься в странствие - с чем пускаешься? Голые руки, грудь нараспашку.

- Не бойся. Я поумнел зато. Что-то в мозгах щелкнуло, и я поумнел. Собственными ушами слышал, как оно щелкнуло.

На четыре стороны света простерлись дороги. Длинные, за горизонт. Густел серый вечер.

Анс простился, поправил рюкзак на спине и пошел скорым шагом.

Несколько раз оглядывался, чтобы помахать матери рукой, и видел ее, стоящую неподвижно, и за нею город с первыми вечерними огоньками.

- Прощай, мой город! - сказал Анс.

Пошел дальше и увидел пешехода, идущего в том же направлении с рюкзаком на спине.

- Вот хорошо, - сказал Анс, - с попутчиком веселей.

- Это вы, Дубль Ве? - вскричал он, нагнав пешехода. - Каким образом я вас здесь встречаю?

- Они изгнали меня из города, - сказал Дубль Ве. - Гун и его пиджаки. Безумцы, изгнали старательного работника, желавшего добра и порядка! Хотели отрубить мне голову, но министры уговорили их этого не делать, опасаясь волнения в массах. Несомненно, многие обо мне пожалели бы - не о моей персоне, разумеется, а о добре и порядке. Хотя массы очень опустились с тех пор, как время пошло назад.

- Боюсь, - сказал Анс, - что большинство способно только бросаться камнями из подворотен, когда поблизости нет рыжих пиджаков.

- Увы, скорей всего это так. Эпидемия безумия охватывает квартал за кварталом. Формы болезни многоразличны, она свирепей чумы и черной оспы.

- Безумие ли это? Или малодушие? Или злоба? Или стяжательство?

- А разве стяжательство не безумие? - возразил Дубль Ве. - Разве злоба не безумие? Нормален тот, чья душа не взбаламучена этими пороками. Злосчастный Гун делает зло, подхлестываемый безумием.

Они оглянулись, но уже не было видно города.

- Не отдохнем ли мы? - спросил Дубль Ве. - Я иду с утра и порядком устал.

И они улеглись в стороне от дороги, подложив рюкзаки под головы. Божьи коровки ползали по ним, и трава дышала в лицо.

- Вы спите? - спросил Дубль Ве среди ночи.

- Нет.

- О чем вы думаете?

- О нашем городе.

- Я тоже, - сказал Дубль Ве. - Однако постараемся заснуть, нам предстоит нелегкое странствие.

Но сон не шел к ним, они пролежали до утра, ворочаясь и вздыхая.

И так же прошла вторая их ночь, которую они тоже проводили под открытым небом, уйдя далеко за горизонт. То и дело один другого спрашивал:

- Спите?

- Нет.

- О чем думаете?

- О нашем городе.

А на третью ночь, когда они находились еще дальше, Дубль Ве сказал:

- Поражаюсь, как я мог его оставить на произвол безумцев.

- Я не могу себе этого простить, - сказал Анс.

- Это вирус безумия проник в меня, - сказал Дубль Ве.

- С моей стороны двойное безумие, - сказал Анс. - Я часовщик.

- Мало ли что выслали. А мы вернемся потихоньку и посмотрим, что можно сделать.

- Я еще немножко поумнел, - сказал Анс. - Моя дорога - туда, теперь я вижу.

Они отряхнули с одежды налипшие былинки и божьих коровок и пустились в обратный путь.

МАСТЕР ГРИГСГАГЕН УХОДИТ НА ПЕНСИЮ

Он работал на своем месте. На месте Анса сидел новый помощник.

По-прежнему в мастерской на разные лады тикали часы, но теперь они шли назад. Они с таким же рвением улепетывали назад, как когда-то стремились вперед.

Вставив в глаз увеличительное стекло, орудуя шильцем, мастер наставлял нового помощника:

- Раз уж вам выпало счастье работать со мной, используйте это преимущество, глядите, учитесь. Кто такие даже первоклассные часовщики, все эти гангмахеры, штейнфассеры, демонтеры, репассеры и прочие? Хорошие, да, отличные, да, вполне уважаемые специалисты. Я же сделаю из вас художника. Вы сможете выполнять техническую работу и создавать новые конструкции, вне всяких канонов и эталонов. Для часовщика-художника эталоны не существуют, он работает по наитию свыше. Вы спросите: а каждый ли доступен наитию свыше? (Помощник не спрашивал.) Если будете прислушиваться к моим указаниям...

Помощник не прислушивался. Он глядел в окно, где через улицу к мастерской в сопровождении рыжих пиджаков шел Гун.

Мастер сквозь увеличительное стекло посмотрел туда же.

Увеличенный в двадцать раз, Гун был великаном. О пуговицы жилета, увеличенные в двадцать раз! О брови - черные тучи! Ботинки номер восемьсот надвигались как танки.

Танки прошагали в мастерскую.

Помощник вскочил и прокричал:

- Эники-беники!

- Ели вареники! - возгласили, вваливаясь за Гуном, рыжие пиджаки.

- У вас уютно, мастер, - сказал Гун. - Ловко вы тут окопались. Ну, как прыгаете?