- Прыгаете, га-га-га! - загоготали пиджаки. - Прыгаете, го-го-го, ну и остроумен же, эники-беники!
Мастер вынул увеличительное стекло из глаза. Сразу Гун стал маленьким. Ботинки сорокового размера. Пуговицы на жилете черные, с четырьмя дырочками, в любой галантерейной лавке продаются за копейки.
- Выглядит отвратно, - сказал Гун пиджакам. - Годишки дают себя знать.
- Годишки, годишки! - залотошили пиджаки. - В самый корень смотрит Гун! Годишки дают себя знать.
- На пенсию пора, - сказал Гун.
- На пенсию, на пенсию! - заголосили пиджаки.
- Позвольте! - сказал мастер. - Почему на пенсию? Разве я хуже стал работать?.. Что это? - спросил он вслед за тем. - Это мой голос так беспомощно дребезжит? У меня трясенье под коленками? Но ведь без увеличительного стекла он ничтожество, и пуговицы его ничтожные, и эти парни в пиджаках ничтожные. Я покажу им их место. Уймись, трясенье под коленками!
И он сказал с достоинством:
- Те, кому надлежало бы помнить, уже забыли, по-видимому, что время назад пустил я и никто другой.
- Да! - воскликнул Гун. - Да, хи-хи-хи! Вот вы какой часовщик, свет таких не видал! И так же спокойненько можете пустить его вперед, если вам вздумается, а, хи-хи-хи?
Он погрозил пальцем у мастера перед носом.
- Знаю я вас!
- Он меня боится, - сказал мастер, отпрянув. - Я его, он меня. Я боюсь пиджаков, он боится моего умения.
- Почтеннейший мастер! - сказал Гун. - Довольно вам сидеть в этой дурацкой мастерской и копаться в этих дурацких часах. Пора пожить в покое и холе. Будет вам покой, будет и холя. Я, я, я назначаю вам неслыханную пенсию!
Пиджаки:
- Ух ты! Ну, рванул старик! Пофартило! Мне бы! Эники! Беники!
- Ели вареники! - грянуло с улицы.
Там шеренгами стояли часовщики - гангмахеры, штейнфассеры, демонтеры, репассеры и прочие. Они были в парадных костюмах и держали свои шляпы в руках. Впереди стояла разряженная госпожа Цеде с серебряным кофейником, украшенным монограммой.
- Проводить вас пришли дружки ваши, - сказал Гун.
- Но я не хочу на пенсию!
- Ну-ну. Слыхали - неслыханная.
- И неслыханную не хочу!
- Давай-давай по-хорошему! - сказал Гун. - Собирай манатки, и пошли.
- Но кто же, - возопил мастер, - будет осматривать городские часы четыре раза в год?
- Я буду осматривать! - крикнул Гун. - Я, я, я!
Рыжие пиджаки придвинулись и стали кружком, выпячивая ватные груди.
Дрожащими руками мастер уложил инструменты в чемоданчик.
- Я не могу так оставить мастерскую! - сказал он. - Тут ценности! Нужно сделать инвентаризацию и составить акт.
- Какая там инвентаризация, - сказал Гун, - все очень просто: раз, два, три - и нет никаких ценностей.
Пиджаки расступились, и мастер увидел.
Все часы лежали кучей на полу. В том числе драгоценные, неповторимые.
Один пиджак сдирал со стенки часы с начищенным медным маятником, чтобы бросить в общую кучу. Другой пиджак снял с гвоздя плащ мастера Григсгагена и держал наготове.
- Ну что ж, - сказал мастер, - коли так, я уйду. Коли так, буду жить в покое и холе. В конце концов, холя и покой - это должно быть полезно для молодения.
Кто-то наступил каблуком на часы, они захрустели, как яичная скорлупка.
- Валяйте, - сказал мастер. - Топчите, бейте. Почему я их обязан жалеть, почему? Они из меня выпили по капле мою жизнь.
Он отвернулся от их запрокинутых циферблатов, обращенных к потолку.
- Правильно, - сказал Гун, - чего там жалеть.
Мастер протянул руки, и его облачили в плащ.
Новый помощник снял свой рабочий халат. Под халатом оказался рыжий пиджак.
- Вон оно что, - сказал, удивясь, мастер.
Он вышел из мастерской. Депутация гангмахеров, штейнфассеров, демонтеров и репассеров терпеливо дожидалась, имея в авангарде госпожу Цеде с кофейником.
- Господа! - сказал Гун. - Дорогой старец уходит на отдых. Эх, где наша не пропадала - помимо неслыханной пенсии дарую ему дом с полной обстановкой на улице Пломбированных Лип! Эники-беники!
- Ели вареники! - нестройно закричали гангмахеры, штейнфассеры, демонтеры, репассеры и госпожа Цеде.
- Господин Григсгаген! - восторженно завизжала госпожа Цеде. - Мы вам признательны от всего сердца, так прекрасно и благородно было с вашей стороны пустить время назад, на мой вкус назад неизмеримо, несравненно лучше, чем вперед, разрешите мне вас расцеловать! Господин Григсгаген, этот кофейник мы купили в складчину. Желаем вам пить из него кофе двести лет!
Мастер ждал еще речей. Но его товарищи по профессии уставились в землю.
- Давайте ваш кофейник, - обиженно сказал мастер.
Помощник в рыжем пиджаке спустил над витриной гофрированную железную штору. Она упала с громом. На дверь он повесил замок с пудовую гирю величиной и ключ отдал Гуну.
Другой рыжий пиджак вынул молоток из кармана и прибил к дому доску с надписью:
Здесь с такого-то года прежней эры
по такой-то новейшей эры
работал знаменитый часовщик Григсгаген,
ученик Себастиана
САНИТАР МАРТИН
В тюремной камере санитар Мартин, закованный в цепи, ждал казни.
Тюрьма была устроена на скорую руку в бывшей больнице. Стены камеры были белые, гладкие; свет голой лампочки отражался в них.