Собрание сочинений (Том 2)

На что семеро ответили интеллигентными голосами:

- Мы, семеро, не знаем случаев, против которых медицина бессильна.

- Вас надо лечить от кашля.

- И от сердечной слабости.

- И от бессонницы.

- И от печени.

- И от почек.

- И от ревматизма.

- И от склероза.

- Мы вам пропишем микстурку.

- Порошочки.

- Таблеточки.

- Капельки.

- Инъекции.

- Ванны.

- А что касается некоторой вашей сутулости, - сказал седьмой доктор, - то вам сделают первоклассный корсет, он вашу сутулость как рукой снимет.

И доктор ободряюще похлопал мастера по согбенной спине.

- Это возвратит мне силы? - спросил мастер. - Это вернет мне молодое, благодатное восприятие жизни?

- А как же! - хором воскликнули семеро в черных костюмах. - Само собой! Что за вопрос!

- Особенно, - сказал седьмой, - если к этому присовокупить освежающую поездочку в Целебную Местность, где вам будут обеспечены положительные эмоции.

- Пальмы! - подхватили другие, от первого до шестого. - Водопады! Рестораны! Пароход, похожий на роскошную гостиницу! Гостиница, похожая на дворец! Дамы в купальных костюмах!

- И мало ли еще какие положительные эмоции, - сказал седьмой, и они опять потерли руки, но теперь игриво.

Молодой молчал.

- А что скажете вы, молодой человек? - спросил мастер, обращаясь к нему с надеждой во взоре. - Ведь околесицу несут, бесстыжую околесицу! Какие дамы? Зачем пальмы?.. Взываю к вашей молодости, к ее серьезности и отваге.

- Подумайте! - сказали черные доктора. - Эта развалина нам не верит! После наших ученых указаний она обращается к этому малому в клетчатой ковбойке!

Малый подошел к мастеру и взял его руку, и черным докторам пришлось отступить.

- Говорят, вы одаренный врач, - сказал мастер, отчаянно глядя в неумолимые глаза молодости. - Говорят, вы спасли уже многих, которые считались неизлечимыми.

Молодой доктор молча слушал пульс.

- Ведь должны же найтись какие-то средства! Если их нет - изобретите! Придумайте! На то вы и молодой, на то вы и одаренный! Вы будете первым человеком в мире, если придумаете!

Молодой молчал.

- Спасите меня! - прошептал мастер.

Молодой выпустил его руку, и она упала, коричневая, с черно-фиолетовыми жилами.

- Принимайте их порошки, - сказал молодой. - Принимайте их микстуру. Поезжайте в Целебную Местность.

- Но это же не поможет! - закричал мастер. - Я думал, помогут покой и холя, а от них еще хуже! И Целебная Местность не поможет!

- Пальма, она свой смысл имеет, - сказал молодой задумчиво. Погружаясь в Лету, приятней, должно быть, смотреть на пальму, чем на веник. А больше что ж тут придумаешь?

- Советуете погружаться безропотно? Не барахтаться?

- Выгнать эти мысли из головы и делать что можно. Останется то, что успеем сделать. Причем останется только хорошее. Лихое наследство люди стремятся уничтожить. Здоровый инстинкт человечества. Но вот что. Пока еще есть у вас время - сделайте, чтобы часы пошли вперед. Что, на самом деле, поваляли дурака - и хватит.

Так сурово и непреложно сказал это молодой доктор, мастер даже отшатнулся.

- Как! - сказал он голосом, дрожащим от горя и бешенства. - Вас позвали помочь, а вы предъявляете требования? Будьте осторожней, молодой человек, вы можете при всех ваших дарованиях угодить за решетку.

- Она давно плачет по этому наглецу! - воскликнули черные доктора. По этому, этому, этому... За решетку его!

Молодой доктор свистнул - уже действительно свистнул открытым, разбойным свистом - и сказал:

- Испугали. Боялся я. За решетку! Да мы все живем за решеткой с тех пор, как время идет назад. Нет? А что это?

Он протянул руку и показал на окно, забранное решеткой с железными розами. И вышел, не спросив гонорара.

ОТНЫНЕ В ГОРОДЕ НЕТ ЧАСОВЩИКОВ

Город оклеен плакатами, красными и желтыми.

В желтых напечатано, что такого-то ...ля Гун устраивает вечер в городском парке. В программе парад, танцы и фейерверк. Будут груды мороженого и фонтаны воды с сиропом. Мороженое за деньги, вода с сиропом бесплатно. Явка обязательна для всех, кроме умирающих. Детям до четырнадцати лет вход воспрещен.

Красные плакаты возвещают, что надзор за временем в связи с уходом мастера Григсгагена на пенсию берет на себя Гун.

Сопровождаемый рыжими пиджаками, Гун подошел к ратуше. С заднего ее фасада, из тихого каменного переулочка, была малозаметная дверца: вход в башню.

Прямо за порожком начинались ступеньки узкой витой лестницы.

- Вперед! - скомандовал Гун.

Компания гуськом двинулась наверх, он - впереди.

Лестница петляла, сдавленная стенами. Подошвы оскользались на стертых ступенях.

Сумеречно было, только сверху брезжил свет.

От торжественности все громко сопели. Сопенье и шарканье заполнили обитель времени.

Без конца петляла лестница. Уже от головокружения шатало идущих. Гун сказал, хватаясь за стенку:

- В экую высь забрались лукавые часовщики.

Но вот хлынул дневной свет.

Гун стоял на вершине башни. Перед ним был заповедный механизм, сработанный Себастианом. Над головой - стеклянная крыша, запачканная голубями.