Было пыльно: давно сюда никто не заходил. Пауки развесили свои кисейные полотнища - непонятно, кого они рассчитывали в них поймать, не было в обители времени ни комара, ни мухи. Изредка голубь проходил по стеклянной крыше, постукивая ножками.
Колес зубчатых была сила, разных размеров: самое маленькое - с полтинник, самое большое - с круглый обеденный стол, поставленный на ребро. Тихо-тихо, еле заметно для глаза вращались они на своих осях, нежно соприкасаясь зубцами. А оси были, как положено, на рубинах, красных рубинах, у маленьких колес рубины мелкие, у крупных крупные, а обеденный стол вращался на дивно граненных громадных камнях, не иначе как найденных в пещере Аладдина, - и скопища этих камней тлели сквозь пыль кровавыми огнями. А зубья больших колес были как кинжалы.
- Итак, это здесь происходит! - сказал Гун. - Здесь совершается то священное, что сделало вас тем, что вы есть. Преклонитесь!
Пиджаки преклонились.
- Теперь оставьте меня одного, я буду за ними смотреть.
Пиджаки попятились обратно на лестницу.
- Вот я смотрю! - сказал Гун.
Он вытаращил глаза и подождал, что будет.
Ничего не произошло. Колеса так же продолжали вращаться, рубины тлеть, только пауки спрятались на всякий случай.
- Я смахиваю пыль! - сказал Гун и махнул платком. - Что я еще сделаю? Смазываю. А что смазывать? Тут их, наверно, до тысячи, колесищ и колесиков, и все перепутаны между собой. Что-нибудь не то смажешь - и пойдет куда не надо. Лучше не трогать.
Предательский, злокозненный народ - часовщики. Видеть их не могу. Нарочно все сцепили и запутали. Это надо додуматься - так сцепить. Большую забрали волю. Мы, говорят, гангмахеры, мы штейнфассеры, мы знаем то, и другое, и пятое, и десятое.
Нельзя иметь за спиной людей, которые знают пятое и десятое. Которые могут сюда прокрасться и того... переиграть игру.
Такую игру переиграть, шутите, - вселенская катастрофа.
Я, я, я не допущу катастрофы.
Отныне в городе нет часовщиков. Ни гангмахеров, ни штейнфассеров, ни этих, как их, - никого, кто что-нибудь в этих колесах понимает.
Оставлю старика, он все равно вот-вот окочурится.
Эй, ведерко мне с маслом! И кисть!
Пиджаки подскочили с ведерком и кистью.
- Я тут кое-что должен смазать, - сказал Гун.
Окунул кисть и дотронулся до какой-то стальной коробки в глубине механизма. Отступил, как художник, и полюбовался своей работой.
- А теперь зовите каменщиков. Пусть принесут кирпичи и цемент. Приказываю замуровать дверь, чтоб никто сюда не проник. Я, я, я все сделал на веки веков, больше тут делать нечего, эники-беники.
- Ели вареники! - рявкнули пиджаки. - Гун все сделал на веки веков, кто вознамерится что-нибудь делать после него, а подать сюда того, кто вознамерится!
- А вдруг они остановятся? - спросил один пиджак, как видно плохо еще обученный. - Будут-будут идти - и остановятся?
- Ну и пусть, - сказал Гун.
- И будут стоять.
- Ну и пусть стоят, еще лучше.
- И мы очутимся без времени.
- Дурак, - сказал Гун.
По переулку уже спешили каменщики, таща кирпичи на носилках.
ВЕЧЕРА МАСТЕРА ГРИГСГАГЕНА. ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ
В дождливый вечер мастер Григсгаген сидел у камина, укутав ноги пледом. Дук лежал на коврике. Комнату освещал огонь, горевший в камине. Потрескивали дрова.
- И никто не придет, - говорил мастер. - Зашел бы кто-нибудь, рассказал что-нибудь. Хоть бы и безделицу - все-таки живой голос послушать.
Дук дремал, поводя ушами.
- А то бы мы с тобой сходили в гости, если б позвали нас. Так не зовут. Не зовут и сами не идут. Никому до нас дела нет. Зачислили нас в тираж.
Как вдруг стук в дверь. Дук открыл глаза.
- Стучат? - спросил мастер.
- Гав? - спросил и Дук.
Застучали громче.
- Кто там?
- Я.
- Кто вы?
- Я - астроном, иностранец.
- А-а, - сказал мастер. - Войдите!
От радостной неожиданности у него задрожала голова. Держась за ручки кресла, он встал навстречу вошедшему, плед соскользнул с его колен.
И Дук привстал, двигаясь тяжело.
- Очень рад вас видеть! - сказал мастер. - Здравствуйте!
- Не хочу! - сказал астроном.
- Чего не хотите?
- Здороваться.
Астроном взял стул и сел без приглашения. Дождевая вода стекала с его плаща и с волос.
Мастер обескураженно пожевал губами.
- Не очень-то вы вежливы.
- Не хочу быть вежливым! - отрезал астроном и через плечо обернул лицо к хозяину. - Мастер, вы обязаны пустить часы вперед!
Мастер со вздохом опустился в кресло.
- Какое разочарование, - сказал он. - В кои веки зашел гость. Я думал - поговорим на интересную тему, о предстоящем затмении например. В увлекательной беседе попили бы чайку, позвякивая ложечками в стаканах...
И спросил сухо:
- Вам-то что до того, куда идет наше время, господин иностранец?
- Так что же, что иностранец! - воскликнул астроном. - Что вы этим хотите сказать? Почему подчеркиваете, что я иностранец? Считаете иностранцу все равно? Что вы натворили! И в таком прекрасном городе!
Он вскочил и зашагал вне себя.
Тряся головой, мастер выслушал эти восклицания. Дук подполз, принюхался к мокрым следам астрономовых ботинок, улегся снова и, простонав, смежил глаза.
- Я вас не приглашал, - сказал мастер. - Этот разговор мне не нравится. Всего хорошего!