Раскрытой книгой, как ширмой, загорожен ночник, чтоб свет не мешал мастеру Григсгагену умирать.
Он лежал на спине, вытянувшись и положив руки вдоль тела.
- Пожалуйте, всемогущая, - шептал он, - я больше не ерепенюсь, уже принял, как видите, надлежащую позу, к чему тянуть? Дверь не заперта, прошу.
Никого не было в спальне. Где доктор, где сиделка? Наверняка были слуги в доме, куда же они девались? Впрочем, рассуждая здраво, чем бы они помогли, если бы присутствовали здесь и даже суетились изо всех сил?
- Открыто, толкните только. Рассчитываю на ваше проворство. Вы же умеете, когда захотите, быть такой расторопной. Толкните дверь!
И дверь отворилась.
Кто-то вошел, постукивая чем-то при каждом шаге.
Медленно шел и чем-то глухо постукивал при каждом шаге.
- Свершилось! - сказал мастер. Волосы зашевелились у него надо лбом, и пот осыпал лицо. - Минуточку! - прошептал он. - Одну минуточку, будьте добры!
- Здравствуйте, - сказал тихий голос.
- Ну здравствуйте, здравствуйте, - ответил мастер, - пусть будет здравствуйте, но дело вот в чем: хоть я и призывал небытие, я к нему, оказывается, не вполне подготовлен, разрешите еще минуточку; чтоб уж приготовиться как следует быть.
- Погромче, пожалуйста, - сказал голос, - а то я не пойму, что вы говорите.
- Что тут понимать, просто миг слабости, последний приступ животной тоски пред тем, как очиститься от всего животного, погрузиться в холод, никто из смертных, полагаю, не избежал желания перед этим приостановиться, задержаться хоть на секунду здесь, в тепле, - вы-то наблюдали это триллионы триллионов раз.
- Нет, только два раза. Почему вы думаете, что триллион триллионов?
- Позвольте: вы ведь Смерть?
Тихий голос засмеялся:
- Какая Смерть, что вы. Я вас испугала? Не бойтесь, мы же старые знакомые.
- Я знаю этот смех, - сказал мастер. - Я слышал этот смех. Это не смех Смерти. Кто вы?
- Помните, я вам обещала приходить, когда Дук умрет, помните? Чтоб вам было с кем разговаривать. Мне сказали, что он умер.
- Умер, да.
- Ну я и пришла. Трудно мне: целый день шла. Но обещания нужно выполнять. Не люблю, когда не выполняют.
- Да вы кто?
Маленькая фигурка приблизилась к кровати, маленькая фигурка на костылях, с высоко поднятыми плечами.
- Не узнать? Ну вспомните: вы еще говорили, что Дук понимает больше меня. Это было в часовой мастерской. Я принесла Ансу записку от Белой Розы.
- Что за лики, - сказал мастер, - всплывают передо мной из черных пропастей? Анс... Белая Роза... кажется, были такие, кажется, я за что-то на них сердился. А ты ему от нее принесла голубую записку - ты уж не Ненни ли?
- Пожалуйста, - сказала фигурка, - пригласите меня сесть: устала. Как это люди ходят по целым дням? По ровному еще так-сяк, а по лестницам!
- Ненни? - переспросил мастер, глядя во все глаза.
Она осторожно села.
- Ох, кресло мягкое, прелесть! Вы не сердитесь, что я пришла?
- Нет, - сказал мастер. - Не сержусь.
- А вы что в постели, простудились?
- Неужели Ненни?
- Ну ничего, поправитесь... У вас все условия: тепло, сухо. Профессора, наверно, лечат... У нас сыро в подвале. По углам растут грибы. И окна у вас большие, и много - у нас одно, и маленькое.
- Грибы?
- Сырые такие. На ноги мои смотрите. Другим смотрят на лицо, а мне на ноги. Ничего в них нет интересного. - Она натянула юбку на колени.
- Еще был мальчик, - сказал мастер, - он где?
- Какой мальчик?
- Илль как будто - был?
- Илль был. Если бы вы спросили про других мальчиков, я бы не могла сказать, были или не были, сейчас уже трудно установить, все расплылось. А Илль был. Он хотел путешествовать и открыть материк и чтоб я его встречала и махала платком. И он бы мне привез подарки: бабочек и птиц. Да, он был. Его закопали в большую могилу вместе с другими мальчиками. И поставили железный крест. Один общий, конечно: на каждого отдельно - не напасешься.
- Но почему костыли? - сказал мастер. - Ты же бегала.
- Да, вы помните, - сказала Ненни с восторгом. - Как я бегала. А это, должно быть, вернулось из-за сырости в подвале. И что окно маленькое... Соседки говорят - надо почаще выходить дышать воздухом, но лестница у нас такая высокая, одиннадцать крутых ступенек...
- Ведь я мог успеть умереть - и не увидеть тебя. Зачем это мне перед концом, где она там запропастилась?..
- А сегодня вышла, потому что соседка услышала от кого-то и мне рассказала, что умер Дук.
- Что вы все про соседок? - спросил мастер. - Кто есть у тебя кроме соседок?
- Никого. Была мама. Но с тех пор как время пошло назад, очень, знаете, много людей умирает. Я думала о Дуке: мир его праху, вот уж кто был счастливец, так это он.
- У него были громадные преимущества перед людьми, - сказал мастер. Скромность и определенность требований к жизни.
- Все ему давали, что требовалось. И овсянку, и кости, и подстилку...
- Он не знал наших вечных метаний, вечных взрывов неразумных чувств...
- И тепло ему было, и гулять выводили...
- И умирая, он не знал, что умирает...
- Это все вас очень должно утешать, - сказала Ненни, - в вашей потере. Желала бы я прожить, как он.
- Ты хочешь есть, Ненни?
- Спасибо. Если можно, пожалуйста.