Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку

Говорят, что негры, от рождения, издают от себя неприятный, им одним, да некоторым животным свойственный запах. Странно; но это почти всегдашнее обвинение народа, который хотят унизить, уничтожить: так, с давних времен укоряли в этом же несчастных Каготов, которых постоянным унижением довели до самого жалкого состояния, пока, наконец, законы гражданские не вступились за них[32]; укоряют и поныне цыган и евреев.

В подтверждение такого обвинения приводят чутье собак, употребляемых для охоты за злополучными неграми. Не говорю о зверском обычае европейских колонистов, упражняющихся в подобном промысле, на который не решится негр, но замечу, что даже и в самом изобретении его мало остроумия; собаку легко приучить по чутью узнавать невольника, потому, что все негры натирают свое тело известным составом жира. Я знал одного француза, который приучил свою собаку отличать иезуитов и кидаться на них при встрече; это несколько потруднее. Собаки Константинополя знают не только собак, но и людей своего квартала, и не трогают их; в Каире, каждая собака, даже ночью, отличит турка от европейца и кидается на последнего. Утверждают, будто торговцы невольниками, по запаху узнают доброту своего товара[33]. Они действительно могли бы в некоторой степени дойти до этого, потому что богатые кладут в жир, которым натираются, некоторые душистые вещества и даже розовое масло, а богатые негры лучше выращены, следовательно, как товар, доброкачественней.

Но сколько я не видел торговцев невольниками, ни один из них не довольствовался таким способом при покупке негров, напротив, он подвергал их самому тщательному осмотру, точно опытный ремонтер, покупающий лошадей; в случае соседства доктора, даже посылал за ним, чтобы не ошибиться в покупке. Можем уверить, что негр, взятый ребенком в дом европейца, также чист и опрятен, как европейский слуга: живым доказательством может служить находящийся при мне негр.

Весьма далек я от того, чтобы быть слепым защитником негров; но я защищаю человека, у которого хотят отнять его человеческое достоинство, и выставлю, вместе с тем, все его пороки, как неизбежную принадлежность народа, покинутого, презренного; он менее виноват в своих пороках, чем другие, вполне сознающие их.

Негры вообще сложены очень хорошо; члены их, незнающие никакого принуждения, насилия, развиты правильно, соразмерно; тело, беспрестанно натираемое жиром, имеет гладкую, матовую, как черная лайка, кожу; оно нежно и упруго как у молодой женщины. Мужчины многих племен, особенно живущих ближе к экватору, очень высокого роста; есть между ними настоящие голиафы; толстых, как между неграми, так и между арабами, мне не случалось видеть. Негритянки, переступившие двадцатилетний возраст, большей частью некрасивы; члены их, предоставленные совершенной свободе, под влиянием раскаленного солнца, грубеют; тело и особенно груди опускаются, живот отвисл; но девочки десяти-одиннадцати лет очень грациозны: это период их полного развития. Очень хорошо знаю, что Причард, основываясь на записке Робертона, утверждает, что в женском поле развитие половых органов всюду совершается, относительно возраста, почти в одно и то же время, и что человеческие племена, в этом отношении, следуют одному и тому же закону[34]. То, что я сказал, основано на личном моем удостоверении, на месте сделанных наблюдениях и показаниях многих путешественников.

Особенно безобразят негров торчащие вперед зубы и, вследствие того, отвислые губы; причиной этого, как мы заметили, выдавшаяся нижняя челюсть; но зубы, ровные и белые, как будто выточенные из слоновой кости, но влажные, большие черные глаза, и наконец, тихая задумчивость, кротость, отражающаяся в верхней части лица, скрадывают этот недостаток, который, впрочем, у многих не так ощутителен.

Негры добры по преимуществу и гостеприимны; в противность всем диким племенам, они незлопамятны, и кровомщение у них почти неизвестно; их дурные качества происходят решительно от внутреннего неведения.