Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку

Прежде, однако, чем оставим пустыню Метеме, обратим внимание на одно важное обстоятельство. Риттер, Гумбольдт и еще прежде их многие с удивлением замечали, что Нил, на всем своем огромном протяжении, не имеет ни одного притока, кроме реки Атбары, пример единственный на земном шаре. На так называемом полуострове Мероэ и в пустыне Метеме есть много хоров, которые наполняются во время периодических дождей и с шумом катят свои воды, но ни один из них не доходит до Нила, теряясь в сыпучих песках, – не один кроме хора Абудом, о котором до сих пор никто не упоминал. Во время периодических дождей он превращается в широкую реку, которая несет обильную дань вод Нилу; устье его несколько ниже Мерауэ. Я тем более имею право назвать Абудом рекой, что он, подобно Тумату и другим большим рекам внутренней Африки, в самое сухое время года течет под пластом песка, толщиной в пол-аршина и менее: в нем-то большей частью ископаны колодцы, о которых я упомянул. Может быть заметят, что Абудом не может назваться рекой, потому что на поверхности ложа нет круглый год воды; но если только это дает право на название реки, то тогда на географических картах надо уничтожить почти все реки внутренней Африки.

Мерауэ ничем не лучше других городков Судана, даже хуже их. Тут сели мы на дагабии, которые давно уже ожидали нас, и гонимые течением быстро прибывавшего Нила, сгорая нетерпением выбраться из Судана, на третий день приехали в новую Донголу, главный город Мудирии-Донголы.

Здесь был стан, орда последних мамелюков; около них и под покровительством их стал селиться народ и город получил название Орды, которое и нынче сохранилось между арабами. Новая Донгола – только официальное название. Город хорош по местоположению. Под него сильно подрываются белые муравьи, этот бич Судана, который, после различных каймакамов, эфенди, и других курбачей Египта, для него всего страшнее. Целые дома разрушены муравьями и стоят, как скелеты, среди города; около них никто не смеет селиться, боясь опасного соседства, обширные пустыри занимают большую часть города, что придает ему особенный характер. С другой стороны его подмывает Нил, и тут также полуразрушившиеся стены и висящие корнями вверх деревья; прибавьте к этому несколько садов, наполненных лимонными, гранатными, анонными деревьями и жасминами, и вы убедитесь, что новая Донгола отличается не только от старой, но и от многих других городов в Египте. Но будьте осторожны, не кладите ничего наземь: это тоже, что положить деньги перед глазами феллаха: феллах из-под глаз украдет, белый муравей из-под ног сгложет все, чтобы ни было: дерево, кожу, платье. Под сундуки, под мешки, под все подкладывают камни; когда и по ним муравьи проложат путь, тогда переменяют их; но для этого им нужно время, выстлать скользкий путь по камням рыхлой землей и песком, по которому уже пробираются к своей цели.

За день пути от Донголы и до самого знаменитого катаракта Уади-Гальфа, Нил усеян катарактами, через которые рейс никак не брался перевезти нас, потому что Нил еще не довольно прибыл, а ехать сухопутно, верхом, я не мог. Пошли переговоры, убеждения. Наконец, почтенный наместник мудира уладил так, чтобы нам ехать на дагабиях до последней возможности; у каждого же катаракта разгружать барку и спускать ее на веревках; на этот предмет 30 верблюдов следовали за нами и до 40 человек с веревками ожидали на каждом катаракте.

Мы пустились.

Тут Нил широк, – вдвое шире нашей Невы у Исакиевского моста, живописен и усеян островами. Арго, один из самых больших на всем Ниле, знаменитый в древности, еще недавно, до завоевания края Мегемет-Али, был независим, состоял в союзе с Донголой. Еще остался старый укрепленный замок властителей острова, еще сохранилось название мелека, но он теперь почти то же, что каймакам. Впрочем, жители Арго сохранили некоторые права и составляют иррегулярную конницу, подобно тому, как некоторые племена арабов: это нечто вроде наших казаков. Вечером мы приехали к катаракту Даль и, разгрузив дагабию, утром стали переправляться через него. Я один с матросами оставался на дагабии. Катаракт около 3 часов пути, и рейс решился переехать его на веслах; если бы барку стали спускать на веревках, то мы потеряли бы целый день.

Вид был чудесный! Целая гряда камней врезывалась в Нил и совершенно преграждала путь; казалось, негде было пройти, но при повороте открывалась полоса воды, которая шумела и пенилась, ниспадая с высоты довольно значительной и теснимая камнями; барка скатывалась с нее, словно сани с ледяной горы и выплывала тихо на широкое плесо; но вот опять гряда камней, а за ней другая, третья; те же опасения, та же быстрота плавания: невольно переходишь от ощущения к ощущению. Я был чрезвычайно доволен переездом. Когда мы выбрались на простор Нила, торжествующий рейс обратился ко мне: не всякому удастся переехать так благополучно Даль в это время года, заметил он…. да и едва ли кому удастся!