Собрание сочинений (Том 3)

Подъехала машина скорой помощи и машина с милицией. Люди в белых халатах и форменных кителях прошли через толпу, положили Павла на носилки. Капитан милиции спросил у Лени:

- Вы были при этом?

- Да, - ответил Леня.

- И я была, - сказала Наташа.

- Поедете с нами, - сказал капитан.

Павла понесли, следователь стал писать в блокноте. Леня, Наташа и черненькая пошли за капитаном к машине.

- А зачем к ней сейчас идти, ночью? - сказал капитан. - Утром сходишь. Пускай поспит.

- Она не спит, - сказал Леня. - Она его ждет. Он только вчера приехал.

Разговор происходил в отделении милиции, после того как обо всем было спрошено и записано.

- Ночью - это хуже нет родным сообщать, - настаивал капитан. - Уж ты мне поверь. Опыт имею.

- Ладно, - сказал Леня. - Если света нет у них в окнах, утром схожу.

Огни в окнах гасли один за другим, только улицы оставались светлыми линиями в засыпающем поселке да светлыми полосками висели лестничные клетки в высоких домах. Вдруг разом выключили уличное освещение - спать пора людям. Леня шел по темной улице, и за ним, на расстоянии, Наташа с подругой.

- Леня! - робко окликнула Наташа. - Может, правда, лучше утром?

Леня молчал.

- Леня! Как же вы скажете?..

Леня молчал. Он увидел - окна угловой комнаты Капустиных освещены, там не спят.

Он вошел в подъезд. Беленькая и черненькая, не осмеливаясь ни войти, ни удалиться, сели на каменном крыльце. Ноги их устали от высоких каблуков, и они сняли туфли и поставили рядом. И сидели, не говоря ни слова, подпершись кулачками.

Бодрствовала только мать, дочери спали - все три были еще тут, под материнским крылом.

На столе был прикрыт полотенцем ужин. Капустина стелила постель на диване - аккуратно, любовно - для Павла. Затревожиться она еще не успела, хотя и посматривала на часы - дешевенький будильник. Когда раздался звонок, пошла отворять с счастливым лицом. Увидела Леню, и в первый момент не дошло до нее, что он один. Потом спросила, все еще спокойно:

- А Павка?

Леня молчал - она посмотрела на его лицо, попятилась... Леня медленно пошел за нею - она все пятилась, глядя на него, все отступала от страшной беды...

...Она сидела у стола, ее узловатые, натруженные руки безжизненно лежали на коленях. Дочери проснулись, сидели на своих постелях, еще ничего не понимая. Белела постель, приготовленная для Павла.

- Я пойду, - громко сказала Капустина, вставая.

- Куда? - спросил Леня.

- А вдруг он ранен только? Леня, голубчик мой, вдруг он только ранен!!

Она безумно кинулась к двери. Леня ее перехватил. Дочери, забыв о его присутствии, вскочили, окружили мать:

- Мама, что ты, мама, не надо, мама!

Они усадили ее, гладили. Она стихла в изнеможении.

- Значит, еще и это, - сказала. - Значит, еще и это...

- Леня, ты иди, - сказала старшая из дочерей, увидев, что они в одних рубашках. - Мы с ней будем.

- Иди, Леня, иди, - сказала и Капустина. - Отец беспокоится твой, не надо беспокоить...

Одна из девушек, накинув платок, пошла запереть за Леней.

- Поймают их? - спросила она.

- Уже поймали, наверно.

- Кто же они? - спросила девушка. Она стояла перед ним в передней босая, в рубашке, с вязаным платком на плечах.

- Наши, здешние. Из поселка.

- Свои - своего? - сказала девушка. - Папу нашего - фашисты, а тут?..

Она не досказала, и они только посмотрели с Леней друг другу в глаза, и взгляд этот был мрачный, остро непримиримый.

У Макухина было накурено так, что люди и предметы еле проступали в тумане. Ахрамович лежал на кровати, вытянувшись во весь свой рост, и мутно глядел в потолок. Плещеев стоял у двери, собираясь уходить, а Макухин его уговаривал:

- Ну послушай, не порти друзьям настроение, посиди. Ну мне это прямо обидно, что ты уже уходишь. Это ты загордился, что про тебя в газете напечатали, - ну и что? Про меня тоже в газете печатали - ну и что?

- Про тебя печатали, что ты водку лакаешь без просыпа, вот что про тебя печатали! - прокричала из-за перегородки жена Макухина. Она уже легла, но не могла спать.

- Леонид! - Макухин держал Плещеева за рукав - Ведь пятьдесят лет! А лет было мало, все больше зимы, Леонид, все больше зимы! А Ахрамович рухнул - что ж мне, одному отмечать юбилей?

- Нет, я пошел, - сказал Плещеев, стараясь держаться трезвым, хотя заметно перебрал свою норму.

- И давно пора! - крикнула жена. - Выметайтесь все, юбилейщики!

- Я пошел, пошел, - повторял Плещеев.

- Я тебя провожу, Леня, - сказал Ахрамович и заснул богатырским сном. Плещеев один вышел в темноту.

Шалагин и Леня стучались к Макухину.

- Кого еще черти несут? - провизжала жена.

- Плещеев у вас?

- Нету Плещеева! Домой ушел!

- Как, один, ночью? - яростно спросил Шалагин.

- А ему не все одно, что день, что ночь? - озлобленно спросила женщина. - Провожатых-то нет. Дрыхнут провожатые.

Шалагин и Леня двинулись дальше на поиски.

Плещеев шел, постукивая палкой по тротуару. Палка ударилась о ствол дерева, выпала из рук. Он нагнулся было ее поднять, но закачался, чуть не упал и пошел дальше без палки, с выставленными вперед руками.