Собрание сочинений (Том 3)

Хорошо, что дорога замерзла и не надо надевать высокие сапоги и засучивать брюки: когда их потом опускаешь, они не имеют никакого вида.

Толя завязывает галстук. Галстук новый, запонки новые (в виде маленьких шахматных досок). Часы на руку. Чистый платок в карман. Еще раз пройтись гребешком по волосам, одновременно заглаживая их свободной рукой назад... Невозможно, чтобы Марьяна Федоровна не обратила внимания на все это праздничное великолепие.

В новом зимнем пальто с воротником из того меха, который называют "электрический кролик" или "кролик под котик", Толя выходит из комнаты и сталкивается с человеком, который говорит:

- Там вас требуют в третью бригаду. Велели, чтоб сразу.

- А что такое? - спрашивает Толя.

- Да вроде Печальница при смерти, - говорит посланец.

Толя забывает о Марьяне Федоровне, хватает инструменты и во всем своем параде устремляется на скотный двор.

Печальница лежит на боку, забросив голову назад, и дышит тяжело, с мучительными хрипами. Доярка Гирина стоит над нею и плачет.

- Давно?.. - спрашивает Толя.

- Вот только сейчас, - отвечает Гирина. - Кушала и жевала, а я подошла доить - она вот так упади и захрипи, и с чего - кто ее знает...

Толя снимает пальто и пиджак, надевает халат и, поддернув на коленях брюки, садится на корточки. Корова задыхается, громадный бок ее растет и опадает перед Толиным лицом, как холм, глаза выходят из орбит.

- Неужели прирезать будем? - спрашивает другая доярка. Они столпились тут всей бригадой и со страхом смотрят, как кончается Печальница.

- Асфиксия явная, - бормочет Толя. - Но причина? Шок?.. Она ничего не испугалась?

- Дорогая моя! - уже в голос начинает рыдать Гирина. - Чего ж она на своем дворе испугается!..

- Тише, пожалуйста, - говорит Толя. - Я же слушаю сердце.

Рукава халата мешают ему, он засучивает их до локтей, а заодно и рукава своей шелковой рубашки. Исследует глотку коровы и обнаруживает отек. И в этот момент является Коростелев, весь изрезанный после бритья: тоже собирался на вечер.

- Отек гортани, - говорит ему Толя. - Придется проводить трахеотубус.

- Ну, что ты! - говорит Коростелев, опускаясь на корточки рядом с Толей. - Что ты, что ты, что ты... - и сам исследует отек. Ветеринар пробуждается в нем, и вся его коростелевская решимость, решимость до азарта, пробуждается.

- Представляешь, трахеотубус здесь на дворе, без подготовки... говорит он, прощупывая длинными пальцами границы вздутия. - Загноим ей глотку к чертовой матери. Давай неси ртутную мазь.

- А не рискованно? - спрашивает Толя. - Мы вызовем обострение, которое может...

- Все рискованно. Все-таки меньше риска, чем с трахеотубусом. Давай живей, а то на мясо пойдет наша Печальница.

Толя приносит мазь, и они втирают ее в глотку Печальницы. Почти сразу удушье усиливается. Корова вытянула шею, пасть ее раскрыта, глаза, налитые кровью, с смертным ужасом смотрят в потолок, хрипы редки и страшны. Доярки стоят тихо, даже Гирина замолчала.

- Что? - спрашивает Коростелев.

- Аритмия, - говорит Толя, слушающий сердце.

- У человека давно бы остановилось, - говорит одна из доярок. - Это надо же такое мученье...

Опять молчанье и зловещие хрипы. После каждого хрипа ждут - вот сейчас конец.

- Улучшается, - говорит Толя.

- Ну да? - с надеждой спрашивает Коростелев.

Печальница на мгновение приподнимает голову и взглядывает на людей. Все облегченно улыбаются.

- На меня посмотрела, - говорит Гирина. - Матушка моя, на меня...

Коростелев исследует отек - он заметно уменьшился - и говорит:

- Будет жить.

Они с Толей смотрят друг на друга, и им смешно.

- На танцы вырядился? - спрашивает Коростелев. - Так, так. Она тебя ждет, понимаешь, а ты тут... Теперь и не ходи: не оправдаешься. Скажет: между нами все кончено...

- Ничего и не начиналось, - говорит Толя. - Два раза потанцевали.

- Что ж, это тоже вещь... Так ты иди. Эндоскоп оставь и иди.

- Ну как же...

- Теперь уж дело ясное - часа через два-три поднимется. Я еще тоже, может быть, успею на концерт. Заскочу домой переодеться и приду.

Толя тоже находит, что корова скоро поднимется и что он может уйти, если Коростелев подежурит. Ему хочется уйти и неловко. Чтобы оправдаться, он говорит:

- Я, правда, обещал Марьяне Федоровне, учительнице, что буду сегодня.

- Вот видишь, - говорит Коростелев, - я так и знал, что у тебя свиданье. На тебе это написано.

- Да не свиданье, - говорит Толя, расстроенный тем, что соврал. - Так просто...

- Иди, иди! - говорит Коростелев.

- Ботиночки-то запачкали, - говорит Гирина. - Дайте, Анатолий Иваныч, оботру.

Доярки ведут Толю мыть руки, помогают ему одеться, снимают соломинки с его пальто. В этой бригаде всё пожилые женщины, и как сына они провожают его на праздник. Они любят его, потому что он молодой, хороший и спас Печальницу.