- Цельную поварню развела для скотины! - говорила сменщица, ревновавшая, что Грация выдает Нюше молока больше, чем ей.
- Ну что тебе надо? - спрашивала Нюша у Стрелки. - Почему не ешь?
Стрелка смотрела на нее и не прикасалась к резаной свекле, насыпанной в кормушку.
- Может, целенькой захотела? - спрашивала Нюша и подкладывала целенькую. Стрелка забирала свеклу губами и принималась жевать.
- Мудровщица! Каждый день чего-нибудь вздумаешь. Царствовать хочешь надо мной.
Сорок шестой год Нюша закончила с приличными показателями: надоила сверх плана восемьсот восемьдесят три литра. Это почти девять центнеров, а девять центнеров - это почти тонна. В передовые стахановки Нюша с этими показателями не попала, но все-таки кое-кого оставила позади себя, в прошлые годы этого не было.
- Растешь, Нюша, - говорили доярки.
- Расту, - тоненько отвечала Нюша.
"Да, вот расту. Глядите, как бы вас не переросла".
"Если бы я вышла замуж за Иннокентия Владимировича, - думала Марьяна, - надо ли было бы, чтобы Сережа называл его отцом? С одной стороны, Сережа знает по карточкам настоящего отца, он скажет: какой же это папа, вот наш папа, на карточке, совсем не такой... Но, с другой стороны, так хорошо, когда ребенку есть кому сказать: папа. Так хорошо, когда в доме есть папа, отец, самый главный человек, опора семьи..."
Началось с того, что иногда летом Иконников подходил к Марьяниному окошку и разговаривал с нею. Однажды он сказал шутливо:
- Когда же вы пригласите меня к себе?
Марьяна смутилась и пригласила. Иконников пришел в условленный вечер, пил чай, спросил у Сережи, сколько ему лет и когда он пойдет в школу, сказал:
- Очень развитой мальчик.
Он являлся два-три раза в месяц. Сидели, пили чай, разговаривали. Марьяна уходила уложить Сережу - Иконников разворачивал газету или брал книгу с полки и читал, пока Марьяна не возвращалась.
Иконников?
"Он красивый, интеллигентный, - думала она, настраивая себя на эту волну, которая называлась - любовь и замужество. - Видимо, очень порядочный: сколько лет в совхозе, и никто никогда ничего дурного о нем не сказал..."
Он приходил. Уходя, спрашивал:
- Разрешите мне заходить и в дальнейшем, когда позволит время?
- Да, конечно, - отвечала она с смешанным чувством удовольствия и неприязни (отвратительное, гнетущее чувство!). - Пожалуйста, мы будем очень рады...
- Иннокентий Владимирович, вы были когда-нибудь женаты?
Он сощурил белые ресницы с таким выражением, словно припоминал: был он женат или не был.
- Да, был. Один раз. Очень давно. Это была ошибка молодости.
Больше он не счел нужным распространяться об этом. Он тогда работал в другой области, в городе, в земельном аппарате. Его жена была фабричная девчонка, картонажница, но пронзила ему сердце красотой. (Он не был равнодушен к таким вещам.) Прожили год, неважно прожили: его оскорбляла ее простецкая речь, берет набекрень, шумный хохот, она почему-то выходила из себя от каждого его слова. Через год она его бросила, обозвав на прощанье бюрократом, слизняком и совсем уже грубо - занудой. Детей, к счастью, не было.
Больше Иконников не женился - стал осторожен. Это опасная игра: за временное увлечение, за ошибку, по сути дела, закон и общество возлагают на человека громадную ответственность...
Теперь он у к о л о л с я, так он выражался мысленно, о красоту Марьяны. Пугался этого чувства, боролся с ним. Давал себе зарок: больше не пойду, мальчишество, блажь, зачем мне это, мне и так хорошо, даже несравненно лучше... и шел.
Приходил в милый дом, где была женщина, к которой его влекло, смотрел на нее и ее ребенка и думал: "Нет, невозможно, ужасно - добровольно взять на себя такую ответственность. Если бы она согласилась п р о с т о т а к..."
Но он не мог предложить ей этого п р о с т о т а к, - она была защищена своей чистотой, своей профессией, своим Сережей, именем своего отца, любовью двух стариков, живших около нее. "Пожалуй, это было бы еще хуже. Не оберешься неприятностей".
Придется жениться.
Тут с первого дня встанут сложные вопросы. Прежде всего - где жить после женитьбы. В ее доме? Далеко от совхоза. Он привык, что из дому до конторы - три минуты ходьбы, это такое удобство. Привык к своей опрятной комнате в общежитии. Ее мальчишка будет все трогать, брать его книги с полок...
Жить с нею в общежитии? И мальчишка там же? Невозможно.
Идеально было бы под разными крышами. Муж и жена, пожалуйста, все законно и оплачено гербовым сбором, но для удобства живут под разными крышами...
Она не согласится.
И чтобы Сережа отдельно - тем более не согласится.
Поди тут решай - как быть.
И где гарантия, что через год-два она будет так же мила ему?
А между тем он все больше накалывался на эту булавку. С трудом заставлял себя уходить. Вот-вот скажет лишнее... Как нарочно, она становилась все красивее. Похудела, ей шло.
"Я гибну", - сказал себе Иконников.