В утро его отъезда тетка попрощалась с ним без криков и попросила не забывать, сколько она для него сделала. Он сказал: "Хорошо, тетя". И добавил: "Спасибо". После этого она ушла в свою контору, а он стал собираться.
Тетка ему подарила деревянный чемодан, выкрашенный зеленой краской. Она долго колебалась, ей жалко было чемодана, но все-таки подарила, сказав: "С мясом от себя отрываю". В этот чемодан Женька уложил рубашку, пару рваных носков, застиранное полотенце и коржики. Ребята смотрели, как он укладывается. Сережа вдруг сорвался с места и выбежал. Он вернулся запыхавшись, в руках у него был семафор с лампочками - зеленой и красной; он так нравился всем, семафор, что его не разобрали, он стоял на столике, и его показывали гостям.
- Возьми! - сказал Сережа Женьке. - Возьми с собой, мне не надо, он просто так стоит!
- А чего я с ним там буду делать, - сказал Женька, посмотрев на семафор. - И без него килограмм пятнадцать тянуть.
Тогда Сережа опять умчался и примчался с коробкой.
- Ну, это возьми! - сказал он взволнованно. - Ты там будешь лепить. Он легкий.
Женька взял коробку и открыл. В ней были куски пластилина. На Женькином лице мелькнуло удовольствие.
- Ладно, - сказал он, - возьму. И положил коробку в чемодан.
Тимохин обещал отвезти Женьку на станцию: до станции тридцать километров, железная дорога к городу еще не построена... Но как раз накануне тимохинская машина забастовала, мотор отказал, его ремонтируют, а Тимохин спит, сказал Шурик.
- Наплевать, - сказал Васька. - Доедешь.
- На автобусе можно, - сказал Сережа.
- Ловкий ты! - возразил Шурик. - На автобусе платить надо.
- Выйду на шоссе и проголосую, - сказал Женька, - кто-нибудь, наверно, довезет.
Васька подарил ему пачку папирос. А спичек у него не было, спички Женька взял теткины. Все они вышли из теткиного дома. Женька навесил на дверь замок и положил ключ под крыльцо. Пошли. Чемодан был тяжелый как черт - не оттого, что в нем лежало, а сам по себе; Женька нес его то в одной руке, то в другой. Васька нес Женькино пальто, а Лида маленького Виктора. Она несла его, выпятив живот, и часто встряхивала, говоря: "Ну, ты! Сиди! Чего тебе надо!"
Было ветрено. Вышли за город, на шоссе - там пыль крутилась столбами, запорашивая глаза. Под ветром серая трава и выцветшие васильки у края шоссе, дрожа, припадали к земле. Как будто совсем безмятежные облака, круглые и белые, стояли в ярко-синем небе, не грозя ничем, но пониже быстро приближалась черная туча, вихрясь лохматыми лапами, и казалось, что это от нее рвется ветер и веет по временам сквозь пыль что-то острое, свежее и облегчает грудь... Ребята остановились, поставили чемодан и стали ждать машины. Как назло, машины все шли со станции в город. Наконец показался грузовик с другой стороны. Он был высоко нагружен ящиками, но возле шофера никого не было. Ребята подняли руки. Шофер поглядел и проехал. Потом, в клубах пыли, показался черный "газик", почти пустой, кроме шофера в нем был всего один человек, но и он проехал не остановившись.
- Вот дьявол! - выругался Шурик.
- А вы чего голосуете! - сказал Васька. - Я вам проголосую! Они же думают - всю роту надо везти! Пускай Женька один голосует! Вон еще какой-то друндулет.
Ребята повиновались, и когда друндулет с ними поравнялся, никто не поднял руку, кроме Женьки и Васьки: Васька нарушил собственный приказ большие мальчики всегда позволяют себе то, что они запрещают младшим...
Друндулет проскочил вперед и остановился, Женька побежал к нему с чемоданом, а Васька с пальто. Щелкнула дверца, Женька исчез в машине, а за Женькой исчез Васька. Потом все заслонило облако газа и пыли; когда оно улеглось, на шоссе не было ни Васьки, ни Женьки, и уже далеко виднелся удаляющийся друндулет. Хитрюга Васька, никого не предупредил, не намекнул даже, что поедет провожать Женьку на станцию.
Остальные ребята пошли домой. Ветер дул в спину, толкал вперед и хлестал Сережу по лицу его длинными волосами.
- Она ему никогда ничего не пошила, - сказала Лида. - Он обноски носил.
- У нее заведующий сволочь, - сказал Шурик. - Не хочет платить ей как кульеру. А она имеет право.
А Сережа шел, подгоняемый ветром, и думал - какой счастливый Женька, что поедет на поезде, Сережа еще ни разу не ездил на поезде... День почернел и вдруг озарился мигающей яростной вспышкой, гром бабахнул как из пушки над головами, и сейчас же бешено хлынул ливень... Ребята побежали, скользя в мгновенно образовавшейся грязи, ливень сек их и пригибал вниз, молнии прыгали по всему небу, и сквозь грохот и раскаты грозы был слышен плач маленького Виктора...
Так уехал Женька. Через сколько-то времени от него пришло два письма: одно Ваське, другое тетке. Васька никому ничего не рассказал, сделал вид, что в письме заключены невесть какие мужские тайны. Тетка же не секретничала и всем сообщала, что Женю, слава богу, приняли в ремесленное. Живет в общежитии. Выдали ему казенное обмундирование. "Пристроила-таки его, - говорила тетка, - в люди выйдет, а через кого, через меня".