Собрание сочинений (Том 3)

Но она очень гордая, она не пошла и ничего не сказала, только смотрела ему вслед, пока он не свернул за угол.

Одну улицу прошли, другую. Было жарко. Сережа устал нести два тяжелых цветка и сказал тете Паше:

- Понеси лучше ты.

Она понесла. А он стал спотыкаться: идет и спотыкается на ровном месте.

- Ты что все спотыкаешься? - спросила тетя Паша.

- Потому что мне жарко, - ответил он. - Сними с меня это. Я хочу идти в одних штанах.

- Не выдумывай, - сказала тетя Паша. - Кто это тебя пустит на похороны в одних штанах. Вот сейчас дойдем до остановки и сядем в автобус.

Сережа обрадовался и бодрее пошел по бесконечной улице, вдоль бесконечных заборов, из-за которых свешивались деревья.

Навстречу, пыля, шли коровы. Тетя Паша сказала:

- Держись за меня.

- Я хочу пить, - сказал Сережа.

- Не выдумывай, - сказала тетя Паша. - Ничего ты не хочешь пить.

Это она ошиблась: ему в самом деле хотелось пить. Но когда она так сказала, ему стало хотеться меньше.

Коровы прошли, медленно качая серьезными мордами. У каждой вымя было полно молока.

На площади Сережа с тетей Пашей сели в автобус, на детские места. Сереже редко приходилось ездить в автобусе, он это развлечение ценил. Стоя на скамье коленями, он смотрел в окно и оглядывался на соседа. Сосед был толстый мальчишка, меньше Сережи, он сосал леденцового петуха на деревянной палочке. Щеки у соседа были замусолены леденцом. Он тоже смотрел на Сережу, взгляд его выражал вот что: "А у тебя леденцового петуха нет, ага!" Подошла кондукторша.

- За мальчика надо платить? - спросила тетя Паша.

- Примерься, мальчик, - сказала кондукторша.

Там у них нарисована черная черта, по которой меряют детей: кто дорос до черты, за тех надо платить. Сережа стал под чертой и немножко приподнялся на цыпочках. Кондукторша сказала:

- Платите.

Сережа победно посмотрел на мальчишку: "А на меня зато билет берут, сказал он ему мысленно, - а на тебя не берут, ага!" Но окончательная победа осталась за мальчишкой, потому что он поехал дальше, когда Сереже и тете Паше уже пришлось выходить.

Они оказались перед белыми каменными воротами. За воротами длинные белые дома, обсаженные молодыми деревцами, стволы деревцев тоже побелены мелом. Люди в синих халатах гуляли и сидели на лавочках.

- Это мы где? - спросил Сережа.

- В больнице, - ответила тетя Паша.

Пришли к самому последнему дому, завернули за угол, и Сережа увидел Коростелева, маму, Лукьяныча и бабушку Настю. Все стояли у широкой открытой двери. Еще были три чужие старухи в платочках.

- Мы приехали на автобусе! - сказал Сережа.

Никто не ответил, а тетя Паша шикнула на него, и он понял, что разговаривать почему-то нельзя. Сами они разговаривали, но тихо. Мама сказала тете Паше:

- Зачем вы его привели, не понимаю!

Коростелев стоял, держа кепку в опущенной руке, лицо у него было кроткое и задумчивое. Сережа заглянул в дверь - тут были ступеньки, спуск в подвал, из подвального сумрака дохнуло сырой прохладой... Все медленно двинулись и стали спускаться по ступенькам, и Сережа за ними.

После дневного света в подвале сначала показалось темно. Потом Сережа увидел широкую лавку вдоль стены, белый потолок и щербатый цементный пол, а посредине высоко деревянный гроб с оборочкой из марли. Было холодно, пахло землей и еще чем-то. Бабушка Настя большими шагами подошла к гробу и склонилась над ним.

- Что это, - тихо сказала тетя Паша. - Как руки положены. Господи ты боже мой. Навытяжку.

- Они неверующие были, - сказала бабушка Настя, выпрямившись.

- Мало ли чего, - сказала тетя Паша. - Она не солдат, чтобы так появляться перед господом. - И обратилась к старухам: - Как же вы недоглядели!

Старухи завздыхали... Сереже снизу ничего не было видно. Он влез на лавку и, вытянув шею, сверху посмотрел в гроб...

Он думал, что в гробу прабабушка. Но там лежало что-то непонятное. О н о напоминало прабабушку: такой же запавший рот и костлявый подбородок, торчащий вверх. Но о н о было не прабабушка. О н о было неизвестно что. У человека не бывает т а к закрытых глаз. Даже когда человек спит, глаза у него закрыты иначе...

О н о было длинное-длинное. А прабабушка была коротенькая. О н о было плотно окружено холодом, мраком и тишиной, в которой боязливо шептались стоящие у гроба. Сереже стало страшно. Но если бы о н о вдруг ожило, это было бы еще страшней. Если бы о н о, например, сделало: "хрр..." При мысли об этом Сережа вскрикнул.

Он вскрикнул, и, словно услышав этот крик, сверху, с солнца, близко и весело отозвался живой резкий звук, звук автомобильной сирены... Мама схватила Сережу и вынесла из подвала. У двери стоял грузовик с откинутым бортом. Ходили дядьки и покуривали. В кабине сидела тетя Тося, шофер, что тогда привезла коростелевское имущество, она работает в "Ясном береге" и иногда заезжает за Коростелевым. Мама усадила Сережу к ней, сказала: "Сиди-ка тут!" - и закрыла кабину. Тетя Тося спросила:

- Прабабушку проводить пришел? Ты ее, что же, любил?

- Нет, - откровенно ответил Сережа. - Не любил.

- Зачем же ты тогда пришел? - сказала тетя Тося. - Если не любил, то на это смотреть не надо.