Собрание сочинений. Том 5

Идут ходоки к Ленину

Проселками
                    и селеньями,
с горестями,
                    боленьями
идут
       ходоки
                   к Ленину,
идут
       ходоки
                   к Ленину.
Метели
            вокруг
                       свищут.
Голодные волки рыщут.
Но правду крестьяне ищут
столетьями правду ищут,
столькие их поколения,
емелек и стенек видевшие,
до своего избавления
не добрели,
не выдюжили.
Идут ходоки зальделые,
все, что наказано, шепчут.
Шаг за себя делают,
шаг —
         за всех недошедших.
Лица у них опухли.
Грудь раздирает кашель.
Жалобно просят обувки
несуществующей каши.
Высокие все идеи —
только пустые «измы»,
если забыты на деле
русские слезные избы.
И ветром ревущим накрениваемые,
по снегу,
             строги и суровы,
идут
       ходоки
                  к Ленину,
похожие на сугробы.
А ночью ему не спится
под штопаным одеялом.
Метель ворожит:
                            «Не сбыться
наивным твоим идеалам!»
Как заговор,
                   вьется поземка.
В небе за облака
месяц,
          как беспризорник,
прячется от ЧК.
«Не сбыться! —
                         скрежещет разруха.
Я все проглочу бесследно!»
«Не сбыться! —
                         как старая шлюха,
неправда гнусит: —
                               Я бессмертна!
И лица какие-то потные
пророчат ему,
                     глумясь:
«Та баба из грязи поднята,
но снова свалится в грязь».
«В грязь ее!» —
                         скалится голод.
«В грязь!» —
                   визжат спекулянты.
«В грязь!» —
                   обывателей гогот.
«В грязь!» —
                   шепоток Антанты.
Липкие,
            подлые,
                         хитрые,
разная всякая мразь
ржут,
        верещат,
                     хихикают:
«В грязь!
              В грязь!
                           В грязь!»
Волга дышит смолисто,
Волга ему протяжно:
«Что,
        гимназист из Симбирска,
править Россией тяжко?
Руководил ты,
                        не робок,
лишь заговорщиков горсткой.
Что же ты хлеборобов
начал душить продразверсткой?
Мягкую ссылку попробовал,
вообразив —
                   это благо…
Росчерк твой станет проволокой
первого в мире Гулага».
Если попался лемеху
камень, —
                не вспашешь камень.
Идут
        ходоки
                    к Ленину,
придуманному ходоками.
И пьяная баба
                        под ругань,
опять оказавшись в грязи,
все ищет хоть чью-нибудь руку,
да нету ее на Руси…
ПИРАМИДА:
«Ты думаешь,
                       Ленин – идеалист,
Христос под знаменами алыми?
Ты, Братская ГЭС,
                              к нему приглядись,
он циник,
                хотя с идеалами.
Я предпочитаю циников чистых.
Погибель —
                    в циниках-идеалистах».
БРАТСКАЯ ГЭС:
«Он циник?
                   Он мир переделывать взялся.
Нет, я – за борцов,
                              кто из лжи и невежества
все человечество
                           за волосы
тащит —
              пусть даже невежливо.
Оно упирается,
                         оно недовольно,
не понимая сразу того,
что иногда ему делают больно
только затем,
                     чтоб спасти его…»
НО ПИРАМИДА ОСТРОУГОЛЬНО
СМОТРИТ:
                    «Ну что же, нас время рассудит.
Что, если только и будет больно,
ну а спасенья не будет?
И в чем спасенье?
                             Кому это нужно —
свобода,
             равенство,
                              братство всемирное?
Прости,
            повторяюсь я несколько нудно,
но люди – рабы.
                          Это азбучно, милая…»
НО БРАТСКАЯ ГЭС ВОССТАЕТ ПРОТИВ РАБСКОГО.
ВОЛНЫ ЕЕ ГУДЯТ, НЕ СДАЮТСЯ:
«Я знаю и помню другую азбуку —
азбуку революции!»