Собрание сочинений. Том 5

Азбука революции

Гремит
           «Авроры» эхо,
пророчествуя нациям.
Учительница Элькина
на фронте
                в девятнадцатом.
Ах, ей бы Блока,
                           Брюсова,
а у нее винтовка.
Ах, ей бы косы русые,
да целиться неловко.
Вот отошли кадеты.
Свободный час имеется,
и на траве, как дети,
сидят красноармейцы.
Голодные, заросшие,
больные да израненные,
такие все хорошие,
такие все неграмотные.
Учительница Элькина
раскрывает азбуку.
Повторяет медленно,
повторяет ласково.
Слог
        выводит
                      каждый,
ну, а хлопцам странно:
«Маша
           ела
                кашу.
Маша
         мыла
                 раму».
Напрягают разумы
с усильями напрасными
эти Стеньки Разины
со звездочками красными.
Учительница, кашляя,
вновь долбит упрямо:
«Маша
           ела
                кашу.
Маша
         мыла
                 раму».
Но, словно маясь грыжей
от этой кутерьмы,
винтовкой стукнул
                               рыжий
из-под Костромы:
«Чего ты нас мучишь?
Чему ты нас учишь?
Какая Маша?
Что за каша?»
Учительница Элькина
после этой речи
чуть не плачет…
                          Меленько
вздрагивают плечи.
А рыжий
              огорчительно,
как сестренке,
                       с жалостью:
«Товарищ учителка,
зря ты обижаешься.
Выдай нам,
                   глазастая,
такое изречение,
чтоб схватило за сердце, —
и пойдет учение…»
Трудно это выполнить,
но, каноны сламывая,
из нее
         выплыло
самое-самое,
как зов борьбы,
врезаясь в умы:
«Мы не рабы…
Рабы не мы…»
И повторяли,
                      впитывая
в себя до конца,
и тот,
        из Питера,
и тот,
        из Ельца,
и тот,
        из Барабы,
и тот,
        из Костромы:
«Мы не рабы…
Рабы не мы…»
…Какое утро чистое!
Как дышит степь цветами!
Ты что ползешь,
                  учительница,
с напрасными бинтами?
Ах, как ромашкам бредится
понять бы их,
                      понять!
Ах, как березкам брезжится —
обнять бы их,
                      обнять!
Ах, как ручьям клокочется —
припасть бы к ним,
                               припасть!
Ах, до чего не хочется,
не хочется
                 пропасть!
Но ржут гнедые,
                           чалые…
Взмывают стрепета,
задев крылом
                      печальные,
пустые стремена.
Вокруг ребята ранние
порубаны,
                 постреляны…
А ты все ищешь раненых,
учительница Элькина?
Лежат,
          убитые,
среди
         чабреца,
и тот,
        из Питера,
и тот,
        из Ельца,
и тот,
        из Барабы…
А тот, из Костромы,
еще живой как будто,
и лишь глаза странны:
«Подстрелили чистенько.
Я уже готов.
Ты не трать, учителка,
на меня бинтов».
И, глаза закрывший,
почти уже не бывший,
что-то вспомнил рыжий,
улыбнулся рыжий.
И выдохнул
                    мучительно,
уже из смертной мглы:
«Мы не рабы,
                      учителка.
Рабы не мы…»

Бетон социализма