Собрание сочинений. Том 5

Когда Парижем ты идешь в обнимку,
припав щекою к призрачному нимбу
ее волос,
             и щеку забываешь,
и, оторвавшись,
                         боком забегаешь
чуть-чуть вперед,
                            чтоб разглядеть поближе
два глаза —
                  два мерцающих Парижа,
и так идешь вдоль улочек и улиц,
где дух жиго,
                     где острый запах устриц,
где робкое зазывное качанье
гвоздик в корзинах ветхих,
                                           где журчанье
фонтанов Тюильри,
                                дроздов,
                                             каштанов,
где важность монументов и ажанов,
где книжные развалы и мольберты,
и где обрывки твиста
                                  и молебны, —
в обнимку,
                в обнимку,
                                  в обнимку —
сквозь лиловато брезжущую дымку,
которая дурманит и тревожит,
которая и есть Париж, быть может, —
в обнимку,
                в обнимку,
                                 в обнимку —
по городу —
                   по птичьему рынку,
прижавши,
                  что украденную птицу,
модистку
              или, скажем, продавщицу,
то будь спокоен —
                             это не в запрете:
тебя никто в Париже не заметит…
Когда Парижем ты идешь,
                                          разбитый,
с какою-то бедою и обидой,
и попадаешь башмаками в лужи,
и выпить бы,
                     да станет еще хуже,
и чья-то просьба прикурить,
                                             как мука,
и зажигалкой щелкаешь кому-то,
а он тебе в глаза не взглянет даже,
прикурит и пойдет куда-то дальше;
и ты идешь,
                  а мимо,
                              мимо,
                                       мимо,
как будто тени из другого мира, —
в обнимку,
                в обнимку,
                                 в обнимку, —
и ты несешь сквозь них свою обиду,
разбитый,
               разбитый,
                               разбитый,
как берег Сены,
                         ливнями размытый;
и ты,
       ища покоя и спасенья,
подходишь к Сене —
                                 той же самой Сене,
то будь спокоен —
                             это не в запрете:
никто в Париже всплеска не заметит…

1965

Пушкинский перевал

М. Г о л о в а с т и к о в у