Светлые брови нахмурились, когда он увидел желвак, который болезненно украшал его висок. Ибо это было больше, чем кусок розоватой плоти, пронизанный темными прожилками и крапинками, как яйцо какой-то безвестной рептилии.
К сожалению, вид его лица не приоткрыл завесы памяти. Единственными воспоминаниями, которыми он обладал, помимо девушки и его нынешнего положения, были теми вещами, которые он увидел в своих снах, и они, несомненно, были порождением кошмара, созданного беспокойный разумом. О своем прошлом, своей личности, своем месте рождения, как он оказался в этом доме, кем был отец Карины, — об этом и многом другом он совершенно ничего не знал.
Возможно, он найдет какой-нибудь ключ на открытых страницах, лежащих перед ним, какой-то намек, какую-то фразу или текст, которые послужили бы катализатором для восстановления его подлинной сущности.
Но пока он стоял там, возобладало жуткое чувство отчуждения — сродни невыразимым чувствам одиночества и небытия, которые приходят в безлюдных местах, во время молчаливого созерцания бездны пространства и звезд ночью. На данный момент он чувствовал себя странно чужим, как будто он каким-то образом не принадлежал себе, как будто его вырвали из другого мира, другой жизни и засунули в чужую среду.
Для него девушка казалась нереальной, как и комната, и тело, в котором он был. Реальность каким-то образом была связана с особенностями его кошмаров, храмом, и то, что он знал, должно было ждать его по ту сторону тех массивных дверей.
Он покачал головой, прогоняя грезы, и просмотрел бумаги, которые привлекли его внимание. Как он и подозревал, это были заметки о некоторых исследованиях, переписка и отрывки, отмеченных в разных справочных работах, — некоторые целые, некоторые крошащиеся от покрывавшей их плесени, в кожаных переплетах и с застежками из чугуна и медными навесными замками.
Когда он внимательно прочитал их, его недоумение лишь увеличилось. Большая часть того, что он видел, казалась полной тарабарщиной, хроники какого-то еретического суеверия, басни или народные сказания. Но в трудах пытались проследить определенные связи и сходства, существующие в доктринах Египта и Вавилона, друидизме и даже в верованиях некоторых североамериканских индейцев.
Разбросанные записи, как он обнаружил, были недавно написаны на чистой бумаге и были, по-видимому, собранием различных выдержек из книжных текстов и отрывков. И это привлекло его внимание.
Был ли он автором или получателем этих конкретных заметок, он не мог определить. Но то, что они предлагали, было мрачно интригующим. Та, которую он сейчас держал в руках, представляла собой письмо к ученому или коллеге…