Собрание сочинений. Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1

Здесь были и другие, другие, которые жили в разных местах, перспективах и климатах, за пределами; бесчисленное множество крылатых, ракообразных, внеземных насекомых, тварей, покрытых сверкающими, проникающими глазами, красными щелкающими ртами и щупальцами, ощетинившимися шипами и выступами, и с широкими глотками.

— Дети, — подумал он. — Все дети. Тысячи молодых. Отродья. Миньоны. В тысячах мест, разделенных морями и заливами пространства, они обитают и ждут. Ждут.

Он моргнул, и все исчезло, пропало из его расстроенных мыслей и все же осталось, досаждая ему где-то на краю сознания. Почему эти видения пришли с такой легкостью, в то время как детали его прошлой жизни остались туманными и неприступными?

III. Ее первое возвращение

Смутно он осознал, что звук стука вернул его к реальности спальни. Чувства облегчения и беспокойства нахлынули на его. Девушка, подумал он довольный.

— Войдите, — выпалил он и удивился звукам своего голоса, потому что он казался странным, не его собственным, как будто он услышал его впервые.

— Ах, — улыбнулась она, когда вошла снова с подносом и бокалом. — Ты проснулся. Ты спал?

Он утвердительно кивнул, когда она предложила ему бокал. Его рука все еще дрожала, он схватил бокал и поднес к губам. Бокал был немного больше прежнего, жидкость внутри почти малиновой, как будто в янтарное лекарство была добавлена кроваво-красная составляющая. Она казалась немного гуще, чем раньше, и имела солено-сладкий вкус. Отвар, предположил он, добавленный, чтобы помочь ему восстановить силы.

Она несколько мгновений пристально осматривала его лоб.

— Да, — сказала она. — Ты отлично справляешься. Это не продлится долго. Отец тоже вполне успешно восстанавливается.

— Скажи мне, — сказал он, обретя свой голос. — Скажи мне, кто я, что случилось? И кто мы — друзья, брат и сестра… любовники?

Она замерла, протирая его лоб чистыми тряпками, меняя его подушку на другую сухую и удобную. Он смотрел ей в глаза, и выражение, которое он видел, отражало тоску и страстное желание. Но было также очевидно, что что-то сдерживало ее, соперничая с ее желанием ответить. За ее глазами развернулась небольшая борьба.

— Нет, я не должна, — сказала она наконец. — Отец говорит, что твоя память должна искать собственные пути, чтобы вернуться, иначе…

— Иначе?

Наступила пауза, в то время как ее взгляд переместился вниз, сломав мост, который вел к ее глазам.

— Иначе наступит шок… это может побудить твой ум отступить еще дальше, и наша работа будет отложена на несколько недель, может быть, даже на месяцы.

— Что ты…

— Пожалуйста, не спрашивай. Я люблю тебя, ты не видишь этого? Лучше, чтобы ты смог вернуться сами… Как давно я этого хочу, — она взяла его за руку, — …чтобы мы снова стали такими, какими были.

Он все еще не узнавал ее, но сердце его откликнулось на эмоции, которые она выразила. Он попытался привлечь ее к себе, сострадание, которое хлынуло потоком внутри него. Но она отстранилась.

— Скоро. Скоро, — сказала она, произнося слова, чтобы успокоить, возможно, больше себя, чем его. Она встала, быстро, так словно промедление могло сломать ее решимость.

Он был смущен, одурманен, страдал от мыслей, что здесь было нечто большее, чем простая травма головы.

— Дай мне хоть что-нибудь, — умолял он, когда она потянулась к декоративной дверной ручке. — Имя, твое имя, по крайней мере…

— Карина, — сдалась она, когда дверь уже закрывалась за ней.

Карина, подумал он, откидываясь назад. Имя ее перекатывалось в его голове, как бесконечный шорох набегаемых на берег волн.

IV. Библиотека

Действительно, отвар, который она добавила в бокал, был сильным и оживляющим. Он согрел живот и успокоил дрожащие руки и колени, так что ему даже казалось, что он сможет подняться с постели, чтобы взглянуть в зеркало, и внимательно просмотреть рукописи, разбросанные на столе. Он надеялся, что найдет какую-то подсказку в отношении своей личности, что-то, что подтолкнет его воспоминания и изгонит забывчивость. Хотя, с другой стороны, он размышлял, если его амнезия была вызвана ударом по голове, возможно, только время исцелит травму и принесет с собой возвращение его прошлого.

Когда он отбросил свое одеяло и встал с кровати, его голова запульсировала в ответ. Головокружение нахлынуло на него, как будто он стоял на шатающихся зубцах древних руин, глядя вниз с неимоверной высоты. Но через мгновение приступ сошел на нет. Медленно он подошел к столу и висящему на стене зеркалу.

Лицо взглянуло на него, заключенное в ртуть. Это было лицо одновременно знакомое и чужое. Он приложил пальцы к щекам, проследил линии тонкого, изможденного лица. Его глаза были глубоко посажены и окружены фиолетовыми пятнами, как у того, кто подвергся страшному испытанию или страдал от продолжительной болезни. Но даже в этом случае блеск решительности был в этих глазах, а также мягкость, как если бы он был тем, чья резолюция и намерения были связаны с пониманием и состраданием. Черты лица не были грубыми, а в более здоровом состоянии были бы твердыми и строго очерченными.