И своей невесте в дар Вез лихой Ахбердилав В честь ее магнитных чар Драгоценности в ларце.
Пусть на пальце Маликат Вспыхнет перстень золотой И червонно зазвенят Двадцать на чахто монет.
Удостоятся того Серьги и браслеты пусть, Чтоб обличья своего Придала им блеск она.
Ждал Хунзах в кольчуге скал Дня приезда Маликат. И под пулями искал Утешенья Батако.
До свидания, Шатой! За невесту помолись: Маликат, как под фатой, Отправляется в Хунзах.
Будет свадьба – пир горой, И прибудет на нее Приглашенных звездный рой Дагестана и Чечни.
С Алазани, клич подав, Пригласили многих дев, Вспомнив, что Ахбердилав Там в набеге побывал.
Вот богатый фаэтон, Из Шатоя путь держа, Как пушинка, вознесен Лошадьми на перевал.
При подружках в нем сидит На подушках Маликат, Чей божественный сокрыт Лик ревнивою чадрой.
Улыбается ль она Или слезы льет? Ответ Вам не сможет ни одна Дать душа со стороны.
Всадники поодаль чуть Скачут вслед за женихом. Газыри венчают грудь Каждого из ездоков.
Вот приметчивый рубеж, К морю мчится Асайка! Здесь прошла граница меж Дагестаном и Чечней.
Орлий клекот все слышней, И, подав к привалу знак: «Напоить пора коней!» – Спешился Ахбердилав.
Думой сладостной объят, Он проведать поспешил, Не устала ль Маликат, Не печалится ль она?
В бурке, будто бы двукрыл, К фаэтону подойдя: «Не устала ли? – спросил Вкрадчиво Ахбердилав.
Полпути уже, мой свет, Мы проехали почти». Не промолвила в ответ Ни словечка Маликат.
Не его ли в том вина, Что не хочет разомкнуть Медом свадебным она Губ не смазанных еще.
Загрустила ль не к добру Иль смеется про себя? Приподнял жених чадру, Лик невесты был суров.
Озабочен и влюблен, Чуть дыша, как сам не свой, Родинки коснулся он Пальцем на ее щеке.
«Не гневись, подумал я, – Может быть, укрыв лицо, Плачешь ты, любовь моя, По родному очагу?»
«Знай, очей моих на дне Не осталось больше слез, Все их по твоей вине Выплакать успела я».
И, вздохнув, печально взор Бросила она туда, Где гнездился среди гор Незнакомый ей Хунзах.
Обернулася и взгляд Бросила она туда, Где лежал среди громад, Словно райский сад, Шатой.
Слышит вдруг Ахбердилав: «Как решился в жены ты, Дружбу кровную поправ, Взять невесту Батако?
Может, в вашей стороне Вероломство – не позор? Или дружба не в цене У таких, как ты, мужчин?»
Стал бледнее ковыля Удалой Ахбердилав: «Как наибу Шамиля Говоришь такое ты?
Знай, бесчестен твой упрек, Саблю десять дней назад Я с десницею отсек, Взмывшую над Батако.
Виноват он, что сказать, О тебе не пожалел, Нож всадив по рукоять В горло собственной любви.
И меня ты не кори, – Простонал Ахбердилав, Чьи, казалось, газыри Опустели на груди.
Эй, возница, – крикнул он, – Не поедешь дальше ты. Разверни-ка фаэтон И гони коней в Шатой!
Стой! Не все еще сказал Я невесте Батако. – И пред ней рванул кинжал Он из кожаных ножон.
Я пред другом виноват В том, что родинки твоей Смел коснуться, Маликат, На шафрановой щеке».
И кинжалом на руке Разом палец он отсек, Прикасавшийся к щеке Нареченной Батако.
И сдержать чеченка вздох Не сумела, увидав, Как вдруг стала четырех- Палою его рука…
И когда женил Шатой Батако и Маликат, Тамадой на свадьбе той Был лихой Ахбердилав.
Эпилог
Если бы мужчины гор К дружбе, чести и любви Относились до сих пор Как наиб Ахбердилав,
У иных, верней всего, Как предполагаю я, На руках ни одного Пальца не было б теперь…
Эту повесть в вышине, Посреди святых могил, Мне поведали в Чечне, Там, где похоронен был Магома Ахбердилав. Поэмы
АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
О том, как писалась эта поэма