Собрание стихотворений и поэм

Они были так же беззубы, как я, И так же лежали в раскрашенных люльках, Не зная, что участь и их, и моя Решается нынче… Ах, любит — не любит?..

Как много печальных историй в горах Я слышал, хоть лучше совсем не слыхать бы, О грубо разорванных договорах, О так никогда и не справленных свадьбах.

О спорах, о ссорах, о том, что сберечь При нынешних нравах нельзя свои нервы… Но, впрочем, совсем не о том моя речь — Продолжу рассказ о любви своей первой.

Я помню, когда мне исполнилось пять, (А детская память, как надпись на камне: Все буковки можно легко сосчитать И все углубленья потрогать руками)

Соседи, что часто ходили к нам в дом И за руки маленьких дочек держали, Смеясь, называли меня женихом И честное слово торжественно брали:

— Мы свадьбу сыграем на весь белый свет! Готовь побогаче калым, забияка… Не ведая, шутят они или нет, На всех обещал я жениться, однако.

На дочери плотника и чабана, Врача, тракториста — Запутался сам уж… А как-то спросила горянка одна, Вздыхая лукаво: — Возьмешь меня замуж?

Молодку хрычовкою старой назвал, О чем и сейчас не жалею ничуть я. Но следом ее повторила слова Насмешница юная из Гиничутля.

Сорвав с меня шапку, твердила она: — Женись, а не то не получишь папаху… Девица была мне совсем не нужна, Но сердце уже замирало от страха

Неведомого… Далеко-далеко Еще подрастала любовь моя где-то, Пока я носился лихим седоком На струганной палке, не зная об этом.

Цыплята мне были дороже девиц И с горки со свистом летящие сани, И куча мала, и пыхтенье, и визг, И драки — ну, в общем, по горло был занят.

Еще я подарком отца дорожил — Свирелью, что вырезал он мне из ивы. Наверное, дар этот был от души, Предзнаменованием ставши счастливым…

V.

Я рано полюбил стихи — Нет, не читать их с выраженьем, А сочинять их у реки, Шальной до головокруженья.

Мыча у серых валунов Какой-нибудь напев старинный, Мечтал я о предмете снов, Который звался нежно Ниной.

Я был тем именем сражен То ль во втором, то ль в третьем классе, Всех наобещанных мне жен Забывши тут же, в одночасье.

Учительницы русской дочь Сидела на соседней парте, И было мне глядеть невмочь, Когда к ней обращались парни

Постарше… Я бледнел, как мел, И закипал, как будто чайник… Но, наконец, настал предел Невыносимому отчаянью.

Я написать решился ей, Хоть знал по-русски еле-еле. Но чем труднее, тем сильней Стремился я к желанной цели.

Три слова — «Я люблю тебя!» — Мне подсказал мой однокашник, С ухмылкою, пером скрипя, Их начертав на промокашке.

Я русский текст переписал В свою тетрадку аккуратно, Не ведая, что подсказал Приятель мой мне смысл обратный.

Ах, то признание потом Хлопот мне много причинило, Ведь помирила нас с трудом Моя учительница с Ниной.

Она в Москве живет сейчас… Мы с ней, встречаясь год от года, Смеемся, вспомнив третий класс, Над злополучным переводом.

Ее по-дружески обняв, Я воскрешаю время это… — Так значит, ты из-за меня, Расул, впервые стал поэтом?

Я тихо отвечаю: — Да… Лукавя прошлому в угоду, Хотя далекой, как звезда, Была любовь моя в те годы.

VI.

Как только приближалась ночь, Шушукаясь между собой, Меня ребята гнали прочь: — Иди-ка ты, Расул, домой.

Мне был смешон их разговор Об аульчанках молодых… Еще, как буря среди гор, Незримо зрел мой страстный стих.

А годы, словно облака, Бежали, тая на бегу. Жизнь от сентябрьского звонка Летела к майскому звонку.

Но я никак не понимал, В ауле нашем отчего Все от Махмуда без ума И песен пламенных его.

На годекане наизусть Я Пушкина взахлеб читал, Но романтическая грусть Была мне все-таки чужда.

Смеясь над страстью от души, Тогда не верил я вполне, Что бедный Камалил Башир Жил в нашей горской стороне.

Глотал я ночи напролет Рассказы длинные о том, Как краснозвездный самолет Густой туман кромсал винтом.

И виделось мне, как горит, От уличных боев устав, Еще не сломленный Мадрид — Ребячьих снов моих мечта.

Я громко вскрикивал во сне И в бой бросался с головой… А эта книга о войне Мне впрямь казалась золотой.

VII.

День непогожий прояснился, Настала ранняя весна. Мой жеребенок превратился В породистого скакуна.

Я незаметно вырос тоже, Седьмой заканчивая класс. И мой покой уже тревожил Лукавый блеск девичьих глаз.

Но, как и раньше, для острастки Носил я самодельный нож И зло дразнил, вгоняя в краску, Помолвленную молодежь.

— Где твой жених?.. — Кричал Супе я. — Гаджи, невеста твоя где?.. И мне казалось, что сильнее Нельзя двух любящих задеть.

Но это шутки были все же, Хоть с ними и жилось легко… А первая любовь, до дрожи, Была, как прежде, далеко.

VIII.

То ль оттого, что шустрым был, Хотя совсем зеленым, Но у парней аульских слыл Я лучшим почтальоном.

Написанное в тишине Тайком в укромном месте Бесспорно доверялось мне, Чтобы отнес невесте.

Мне помнится, конверты те (А делали их сами) Были украшены везде Цветами-вензелями.

Я их носил, прижав к груди, Тропинкой неприметной. И где-нибудь на полпути Читал их непременно.

Как будто цензор, я дрожал Над запятою каждой, Чужой любви запретный жар Вдыхая не однажды.

Читая о ночах без сна, О горестных страданьях, О зове — как взойдет луна — Явиться на свиданье.