Собственные записки. 1829–1834

К тому времени военный министр объявил мне волю государя, дабы я поехал прежде в Москву на смотры войск 4-го корпуса, там расположенных. День выезда моего был назначен вскоре после праздника и как Кругликовы не изготовились к тому времени, то и решились они ехать несколько дней спустя после меня.

Помнится мне, что я 1 мая приехал в Москву. Скрывая от всех намерение свое, я приступил к смотру немедленно и не ездил к Чернышевым, как потому, чтобы не обеспокоить их в отсутствие Кругликовой, так и потому, чтобы не возбудить какого-либо подозрения, особливо в княгине М., которая всякими происками наблюдала за мной неотступно и навязывала мне свою дочь через Лукаша; но я сказал ему решительно, что если бы дочь ее была ангел, то я и тогда не решился бы взять ее во избежание сближения с матерью, коей обхождения я гнушался, и меня оставили в покое с предложениями. Не менее того слух распространился по Москве о намерении моем жениться на Надине. Откуда слух сей произошел, того никак не могу догадаться, и меня все поздравляли; но я отвергал неправильные поздравления сии, говоря, что я удивлялся сему и не решился бы избрать себе жену столь молодых лет.

…4 мая я получил приглашение от Кругликовой к ним прибыть, и я ввечеру отправился. Мне вручили Наталью. Надина вошла, мы назвали друг друга сестрой и братом, и сговор мой свершился.

Оставалось мне выехать из Москвы в деревню так, чтобы слух об обручении моем еще не распространился по городу. Проведя у Кругликовых вечер, я приказал в ночь отправить экипаж свой в Всесвятское[243] и после полночи сам туда же отправился ночевать из квартиры Кругликовых.

5-го числа я дождался их в Всесвятском, и мы поехали вместе в деревню.

Дорогой невеста моя предложила мне съездить в Осипов монастырь на могилу покойной жены моей для отслужения там панихиды. Сие было желание мое, которое она предугадала. Но в Волоколамске мы расстались: я поехал к отцу, а Чернышевы к себе в Ярополец[244]. Батюшка уже прослышал о моем обручении, но с Надиной и, поздравив меня с оным, выхвалял долго и выбор мой, и достоинства будущей жены моей. Я его оставил несколько времени в заблуждении и когда он перестал говорить, то я ему сказал, что я обручился не с Надиной, а с Натальей. Он сперва удивился, после смеялся ошибке своей и не менее того изъявил удовольствие свое моему браку.

8-го числа Чернышевы приехали к батюшке, и того же дня я уехал с ними в Ярополец, где пробыл до 20-го числа. В течение сего времени батюшка приезжал к нам, и я навещал его.

Предположенное нами посещение могилы покойной жены моей, в день рождения ее, 7 мая, не удалось, и мы поездку и долг сей совершили несколькими днями позже. Мы хотели исполнить сие одни с невестою; но батюшка пожелал с нами ехать. Однако, прибыв в монастырь, я просил его остаться с Кругликовой на подворье, а сам с невестой пошел вдвоем, и мы отслужили панихиду на могиле покойной.

Вслед за сим я взял все нужные меры, дабы привезти дочь свою из Петербурга в Ярополец, откуда располагаю взять ее в наступающем августе месяце, когда женюсь, и писал о сем брату А. Мордвинову и брату Сергею, который должен был ее привезти в Ярополец.

20-го я выехал из Яропольца и приехал ночевать в Осташево[245]; а 21 мая продолжал путь свой через Смоленск и, приехав в Киев 26-го числа, вступил, по приказу главнокомандующего, в тот же день в отправление новой должности своей.

Июня 23, Киев

До сих пор продолжал я с крайней деятельностью занятия свои по новому званию и в особенности вникал в дела интендантства, о коих мне говорили государь и военный министр. Фельдмаршал с первых дней сам просил меня вникнуть в них, предупреждая меня на счет многих злоупотреблений, в них происходящих. Он обратил особенное внимание мое на правителя канцелярии своей Квиста, называя его плутом и человеком корыстолюбивым. Я не имел ясных доводов, дабы поддержать мнение его; но сего достаточно уже было, чтобы поселить во мне всякую осторожность против действий сего человека, пользующегося весьма дурной славой, как интригана, владеющего умом фельдмаршала и участвующего во всех торгах и плутнях комиссионеров.

С прибытием моим сюда я застал приехавшего за два дня до меня Красовского, который, спустя еще два дня, уехал в деревню свою, дабы следовать к своему корпусу; но он уже не занимался более делами…

Фельдмаршал, при всей старости своей, имеет верный глаз, и ненавидел Красовского. Последние поступки его в Петербурге, где он действовал по власти и уполномочию, ему не данными фельдмаршалом, уронили его совершенно в общем мнении. Он приписывал удаление свое интригам Квиста и Карпова, дежурного генерала; но сему был он более сам себе обязан. Фельдмаршал же в мнительности своей приписывает ему и самые корыстные поступки, для обвинения его в коих я не имею никаких доводов, а потому и готов сомневаться в истине таких обвинений.