Собственные записки. 1829–1834

В воскресенье, кажется, 23-го числа, государь был на балу в Дворянском собрании. Он был очень весел и ласков со мной и несколько раз шутил на счет дам; между прочим, заметив одну лучше других, спросил меня, знаю ли я ее? Я сказал, что видел ее в день первого смотра.

– А, так ты на дам смотришь во время смотров войск? А я так там, где есть войска, более ничего не вижу. – Она была в карете, государь, – отвечал я, – и так близко за вами и тем местом, где мы стояли, что нельзя было не заметить ее, тем более что все на нее указывали.

Всякий день, за исключением одного, я был приглашен к столу государя, и он всякий раз был очень предупредителен; несколько раз после маневров призывал меня в кабинет и, объясняя все преимущества подобного корпуса драгунского, спрашивал меня, понимаю ли я цель его? Я сознавался, что корпус сей в блестящем состоянии и без сомнения войско сие очень полезно во многих случаях; но сожалел, что не изобрели еще средства спешивать большое число людей, ибо весь корпус давал только один комплектный пехотный полк. Сие подавало повод к различным суждениям, по коим государь удостоверялся, что сему нельзя было помочь, и он всегда подтверждал, что драгуны – кавалерия, а не пехота и что их надобно только спешивать в самых крайних случаях.

Всякий вечер собирал он всех начальников к себе и замечал им ошибки, давал наставления военного дела и как употреблять драгун, называя их чертями, которые должны везде пройти и все делать, стараясь словами своими ободрить войско сие и вселить в оном полную доверенность к сему роду оружия. Наставления сии продолжались иногда около часа. Чувствуя себя нездоровым, я не был на последнем вечере, тем более что не был приглашен к оному государем и когда он на другой день спросил меня, зачем я не был, то я сказал, что был нездоров; он нашел, в самом деле, в лице моем перемены и не приказал в тот день к разводу ехать.

Киев, 24-го октября

Во время пребывания государя в Орле, получил он письмо от князя Паскевича, коим он уведомляет его о сделанном им смотре 1-го пехотного корпуса, прилагая при оном записку, составленную начальником Главного штаба его, князем Горчаковым, о виденных им австрийских войсках и о сношениях с австрийским императором в поездку, которую он делал в Вену. Государь прислал мне письмо сие и записку для прочтения. Мне уже известны были и слог, и правописание Паскевича, и потому я не нашел ничего нового… Кроме того, я без удивления увидел также в письме сем пустые суждения о смотренных им войсках, в коих он толку не знает…

В записке заключались некоторые занимательные сведения о состоянии австрийской армии, и я, возвращая оную государю, сообщил ему замечания мои на счет оной, что подало повод к разговору. Я имел при сем случае заметить, сколько государь ценил словами австрийского императора, хвалившегося, разумеется, из вежливости, союзом с нами и говорившего, что, в случае какой-либо войны на юге, он будет считать Россию своим арьергардом (ибо он, по-видимому, не был уверен в преданности к престолу его Венгрии и Галиции). Государь несколько раз повторял слова сии, как будто напоминая о собственном страхе своем и показывая не соответственную силам своим важность союза с державой гораздо слабейшей и пренебрегающей нами. Сие свидетельствовало как будто о ненадеянности на свои собственные силы и выставляло слабость нашу.

Однажды, будучи у государя на обеде, правящий канцелярией его Позен спросил у меня, получил ли я ответы, сделанные государем на представленную мной в Москве записку о состоянии войск? И как я не получал еще ответов сих, то после обеда он вручил мне их запечатанные, сказав, что подлинные отметки, государем своеручно сделанные, отправлены, по приказанию его, к военному министру. Я не распечатал при нем пакета, дабы не дать повода к каким-либо заключениям при взгляде на меня во время чтения сих ответов, которые могли быть не в пользу изложенного мною мнения; но он сказал мне, что государь был многими мнениями недоволен, а на другие изложил свои мысли согласно с моими.

И записка сия, и отметки, сделанные государем против всякого параграфа, хранятся у меня, а потому считаю излишним здесь вписывать оные. Но представлением сей записки я находил, что исполнил священную обязанность свою, изложив все неудобства и бедствия, коим подвержены несчастные нижние чины, на коих обрываются все взыскания начальства, и меры, оным предпринимаемые для избежания ответственности в непомерных требованиях, наложенных на войска службой. Наконец я коснулся самых любимых занятий государя и предлагал умерить их или отложить на некоторое время, дабы дать время войску опериться, восстановить в оном дух, упадший от непомерных трудов и частых перемен, делаемых в армии, и множества таких предметов, в конце коих я излагал средства к исправлению всего сего.